Подвиг адмирала Невельского

Подняв все паруса, «Опыт» шел прямо к прибрежным отмелям. Гаврила Невельской надеялся, что фрегат с его глубокой осадкой будет вынужден держаться далеко от берега, а тендер воспользуется этим и уйдет от погони.

Но ветер неожиданно стих. Паруса беспомощно обвисли, и тендер стал. Остановился и английский фрегат. Видя, что теперь тендеру не уйти, англичане проспгна-

лили «спустить флаг», то есть предложили «Опыту» сдаться.

Но не таков был Гаврила Невельской, чтобы сдаваться на милость победителя. Матросы и офицеры вместе с командиром «Опыта» пересели в шлюпку и, взяв тендер на буксир, стали тянуть его к берегу. Лучше разбиться о подводные камни, чем попасть в руки неприятелю, — решили русские моряки. С трудом продвигались они вперед. В это время вновь подул ветер, и английский фрегат приблизился на расстояние пушечного выстрела. Теперь оставалось только драться. Команда перешла на тендер и встала к пушкам.

Англичане вновь потребовали «спустить флаг». Гаврила Невельской оставил без внимания и это вторичное приказание. Тогда англичане выстрелили из двух больших орудий, чтобы заставить команду «Опыта» сдаться. Тендер ответил залпом из семи своих каронад прямо по корпусу фрегата. Англичане поняли, что русский тендер хотя и мал, но захватить его будет нелегко.

Все бортовые орудия фрегата открыли огонь. Стоячий такелаж «Опыта» был разнесен в щепы. Но тенчер не сдавался. На каждый залгг англичан он отвечал огнем своих каронад. Фрегату тоже досталось немало. Но уж слишком неравны были силы. Противник подошел еще ближе и дал залп из орудий главного калибра. Удар был такой силы, что «Опыт» накренился и почти лег бортом на воду. Когда он выпрямился, оказалось, что весь борт тендера изрешечен, в трюме полно воды, большая часть каронад вышла из строя, а сам командир, истекая кровью, лежал в беспамятстве.

Бой закончился гибелью тендера. Когда тяжело раненного лейтенанта Гаврилу Невельского доставили на английский корабль, командир фрегата, пораженный храбростью русского лейтенанта, не посмел считать его пленником и оставил при нем шпагу. Первое же встреченное купеческое судно доставило Невельского в нейтральный порт, где его поместили в госпиталь.

За геройский подвиг Гаврила Невельской был награжден и произведен в капитаны 1-го ранга.

... Рассказы о подвигах славных родичей будоражили воображение маченького Геннадия. Он живо представлял себе морской бой: небо покрыто низкими облаками, горизонт застлан пороховым дымом, в воздухе

стоит сплошной гул. Залпы орудий сливаются с ревом ветра, запутавшегося среди мачт и парусов. А вокруг далеко-далеко раскинулось бурное море, и по нему ходуном ходят высокие, беловерхие волны.

Ии разу еще Геннадий не видел моря. Мальчик уходил в лес, ложился наземь и смотрел в небо. Там, в вышине, быстро плыли облака... А казалось, что плывет земля. Если же крепко зажмурить глаза, то шелест ветвей напоминает глухой шум прибоя, и скрип качающихся под ветром сосен становится совсем похожим па скрип мачт...

Описания морских сражений, рассказы о путешествиях в далекие страны стали любимым чтением маленького обитателя усадьбы Дракино.

Но вскоре все книги о путешествиях, стоявшие на полках небольшой отцовской библиотеки, были прочитаны, отдельные главы выучены чуть ли не наизусть. Хорошо, что у соседа Полозова, очень образованного человека, была обширная библиотека. Геннадий проводил там цетые дни.

Среди книг Полозова Геннадий находил чудесные описания различных путешествий и морских сражений, а главное — сочинения знаменитых русских мореплавателей Крузенштерна, Лисянского и Коцебу, в которых они рассказывали о своих недавних кругосветных плаваниях.

С каждой прочитанной книгой у мальчика все больше зрела мечта о море. Стать моряком! Повести свой корабль в неизведанные морские дали! Бороться с опасностями и побеждать!

Шли годы... И вот наконец мечта начала осуществляться. Ранней весной 1829 года Геннадий Невельской покинул тихую усадьбу Дракино и направился в Петербург, в Морской кадетский корпус.

Дни, проведенные в пути, были наполнены для мальчика неизъяснимой прелестью первого длительного путешествия. Ехапи не торопясь. Феодосия Тимофеевна строго наказала кучеру не делать более пятидесяти верст в сутки и не гнать быстро коней, чтобы, как сказала она, «не растрясти ребенка». А старый, изрядно-таки послуживший на своем веку тарантас действительно жестоко встряхивало на ухабах. На каждом постоялом дворе он служил мишенью для острых словечек великовозрастных

повес, которых, как и Геннадия, везли в Петербург для учения. И, если бы не сдерживающее влияние соседа Полозова, взявшего на себя труд доставить мальчика в Морской корпус, горячий, вспыльчивый Геннадий ввязывался бы в драку на каждой станции.

В дороге, несмотря на тряску, Полозов ухитрялся спать, а Геннадий, предоставленный своим думам, старался представить себе будущую жизнь в корпусе. Благодаря рассказам отца она живо рисовалась в его воображении.