Подвиг адмирала Невельского

могли, возможно, составить трофей в несколько раз более сильного, чем мы, неприятеля. Кроме того, плававшие около этих мест иностранные суда могли бы занять берег Татарского пролива и даже устье самой реки; .. .из этого ясно, что без своевременных исследовании и занятия устья реки и неразрывно связанных с ней берегов Татарского пролива ¹² эти места могли быть навсегда потерянными для России. Вот те важные последствия наших открытий, которые не замедлили обнаружиться». ¹²

Первым, кто по-настоящему оценил подвиг Невельского и понял всю важность его открытия, был Муравьев. Вместе с рапортом об исследованиях в устье Амура в Петербург ушло и донесение губернатора, в котором тот писал:

«Из рапорта Невельского и карты, ко мне представленной, я вижу, что Невельской превзошел все наши ожидания и исполнил данные ему инструкции с тою полнотою, точностью и самоотвержением, которые только можно ожидать от глубокой, беспредельной преданности отечеству. Сделанные Невельским открытия неоценимы для России; множество предшествовавших экспедиций в эти страны могло достигать европейской славы, но ни одна не достигла отечественной пользы, по крайней мере в той степени, как исполнил это Невельской».

А в личном письме к Меньшикову Муравьев с восхищением отзывался о Невельском, как о замечательном моряке. «Мне много случалось ходить на судах военного нашего флота, — писал Муравьев, — и видеть много смелых и дельных офицеров. Но Невельской превосходит в этих отношениях все мои сравнения».

Однако слишком велика была разница в характерах этих двух людей. Муравьев не терпел критики, отличался большим самомнением и диктаторским нравом, а дальновидный, энергичный Невельской был независим и прям. В их отношениях скоро образовалась трещина, которая в конце концов привела к очень тяжелым для Невельского последствиям.

Но не будем забегать вперед, а последуем в Петербург, куда специальный курьер доставил рапорт Невельского.

Взрыв бомбы не произвел бы на графа Нессельроде такого впечатления, какое произвел рапорт Невельского. Негодованию графа не было предела: какой-то безвестный доселе капитан Невельской посмел ослушаться! Решился на дерзкий, самовольный поступок! Осмелился без высочайшего на то повеления организовать «собственную» экспедицию!

Да, осмелился! Но ведь благодаря этому он сделал великое географическое открытие, которое имеет огромное значение для родины.

Что за дело до этого графу Нессельроде! Да и о каком великом открытии может идти речь, когда самые знаменитые путешественники сошлись на том, что никакого пролива там нет и Сахалин — полуостров.

Но это же не так! К рапорту Невельского приложены документы, карты устья Амура, опись берегов открытого им пролива. Здесь точно отмечены все глубины, отмели, берега и заливы.

Взбешенный граф ничего этого не желает видеть. Он жаждет расправы над капитаном Невельским. Немедля вызвать его сюда!

Двадцать восьмого января 1850 года Геннадий Иванович прибыл в Петербург.

Было мрачное, холодное утро. Город еще спал. Зябко кутаясь в овчинные тулупы, отставив свои алебарды, будочники переминались с ноги на ногу и ленивым взглядом провожали пароконные сани, лихо проносившиеся по заснеженным улицам.

Почти полтора года прошло с того дня, как Геннадий Иванович покинул Петербург. Ох, сколько тогда было волнений, споров с чиновниками, с интендантами, которые до самого отхода «Байкала» чинили всякие помехи командиру транспорта! А потом плавание с запада на восток вокруг земного шара — тяжелое плавание, погода не баловала...

Но так уж, видно, устроен человек, что трудное забывается и в памяти остается лишь приятное сознание собственной силы, преодолевшей все трудности. Открыт пролив, опись Амура закончена!.. Нет, не зря прожиты эти полтора года!

Невельской торопит возницу. Родных в Петербурге

у него нет — семья дяди Петра не в счет, но есть друзья. Самый верныи из них Баласогло. Многие годы дружат они, н ничто никогда не омрачало их дружбы. Всякий раз, когда Геннадии Иванович возвращался из плавания, он первым делом посещал Баласогло. Александр Пантелеевич жил трудно. Но для Невельского всегда находился бокал вина и трубка крепкого табаку. До поздней ночи засиживались друзья, рассказывая о событиях своей жизни, происшедших со дня их последнего свидания. Геннадий Иванович описывал свое очередное плавание, Александр Пантелеевич говорил о результатах работы по разбору архивов министерства иностранных дел. Баласогло обладал необыкновенным даром проникать в самый смысл архивного документа, обобщать разрозненные сведения, и его рассказ давал яркую картину то похода русской армии, то экспедиции или плавания.