Подвиг адмирала Невельского

Так высоко оценил Геннадий Иванович труды русских землепроходцев.

Последовательно и подробно описывал он, к каким результатам привели открытия, совершенные в 1849 году на маленьком транспорте «Байкал». Какова была деятельность небольшой горстки офицеров, составлявших Амурскую экспедицию. Как они не только возбудили, казалось, навеки погребенный амурский вопрос, но, несмотря на тяжкую ответственность, единственно по своему усмотрению, придали торговой экспедиции важное государственное направление и, основав Николаевский пост в устье Амура, сделали первый и бесповоротный шаг к признанию Приамурского края принадлежностью России.

Каждое лето Геннадий Иванович проводил в деревне. Но и там он ни на один день не прекращал своей работы над книгой. Ему надо было торопиться. Стали сказываться годы, проведенные на Амуре, перенесенные там лишения и невзгоды.

Все чаще и чаще хворал Геннадий Иванович. Наступил день, когда врачи запретили ему вставать с постели.

Сломленный болезнью Невельской, лежа в постели, целых два года диктовал Екатерине Ивановне последние главы своей книги. Он старался припомнить каждую мелочь, не опустить ни одной подробности.

Ведь никто другой не мог бы так правдиво и искренне рассказать о том, как русские морские офицеры

«___при несоответствии данных инструкций, несмотря на

тяжкую ответственность, опасности и лишения, единственно по своему усмотрению, решились исследовать направление Хинганского хребта... и этим положительно

доказали неправильность понятия о направлении нашей границы с Китаем в этих местах и обнаружили, что Приамурский и Приуссурийский края должны составлять принадлежность не Китая, а России». Как они, эти морские офицеры, «несмотря на ничтожество средств... с перенесением неимоверных лишений, трудов и опасностей, возбудили и разрешили важнейший там морской вопрос... исследовали побережье Татарского пролива... открыли поблизости от реки Амура залив Де-Кастри (Нангмар)... открыли превосходнейшую гавань императора Николая I (Хаджи)... исследовали пути, ведущие как из этой гавани, так и из залива Де-Кастри на реку Амур... единственно по своему усмотрению, под личной

тяжкой ответственностью, решились занять постами на реке Амуре селение Кизи, залив Де-Кастри и Императорскую гавань и от имени русского правительства» объявили, что «прибрежье Татарского пролива, до Корейской границы, с островом Сахалином, составляют российские владения...»

* * *

...Наступила весна 1876 года.

Болезнь все прогрессировала. Геннадий Иванович то и дело терял сознание, часами лежал в беспамятстве. Но, приходя в себя, он снова звал Екатерину Ивановну и диктовал ей, своей верной спутнице жизни, страницу за страницей величественную эпопею, участницей которой была и она.

Стараясь не проронить ни одного слова, Екатерина Ивановна записывала последние строки:

«Вот почему деятельность наших морских офицеров,

составлявших экипаж транспорта «Байкал» в 1849 году и затем Амурскую экспедицию с 1850 по исход 1855 года, преисполненная гражданской доблести, отваги н мужества, представляет незыблемое основание к окончательному присоединению к России Приамурского и При-уссурийского краев и одну из видных страниц истории нашего флота и истории отдаленного Востока».

Геннадий Иванович умолк. Долго лежал он, закрыв глаза. Вдруг добрая улыбка осветила его лицо. Он открыл глаза, посмотрел долгим, благодарным взглядом на Екатерину Ивановну и шепотом сказал:

— Я имел счастье начальствовать этой экспедицией. .. и потому счел своей священной обязанностью изложить эти события с фактической точностью в последовательном порядке...

Это были заключительные слова книги Невельского ¹⁹.

... В один из апрельских дней в газете «Санкт-Петербургские ведомости» появилось маленькое извещение, окаймленное черной рамкой:

«Екатерина Ивановна Невельская с детьми с душевным прискорбием извещает родных и знакомых о кончине супруга своего адмирала Геннадия Ивановича Невельского, последовавшей после продолжительной и тяжкой болезни 17 сего апреля, в 10% часов вечера».

... В этот день над Амуром, впервые за долгие зимние месяцы, порывистый ветер разметал облака. Сквозь окна в облаках на землю брызнули солнечные лучи. Они осветили таежный лес, угрюмые складки сопок и покрытый еще льдом лиман.

Из густой чащобы вышел олень. Он осмотрелся по сторонам, вытянул шею и призывно затрубил.

В Петровском, Николаевском, на озере Кизи и в заливе Нангмар из домов высыпали люди. Они посмотрели вверх на голубое, прозрачное небо и сказали:

«Весна!»

А в далеком стойбище в заливе Анива, на Сахалине, сидел у огня старый айн. Он чинил сеть и рассказывал внукам яро доброго капитана и белую женщину Урус.

* * *

Невельского похоронили на кладбище Новодевичьего монастыря, на дорожке, что вела от Карамзинской церкви к Громовской.

Журнал «Всемирная иллюстрация» да еще две — три газеты откликнулись официальными некрологами, и имя Невельского было предано забвению.