Подвиг Антиоха Кантемира

Мари в слезах выскочила из дортуара. По счастью, мимо проходила мадам Форестье, которая усадила ее, захлебнувшуюся слезами, рядом с собой и заставила рассказать, что случилось. Она сумела, переговорив с воспитанницами и учителем, тотчас прекратить травлю, но Мари не скоро забыла обиду. Часто, проснувшись ночью, она мечтала написать рассказ, в котором бы совершали дурные, омерзительные поступки обидевшие ее подруги. И представляла себе, как этот рассказ читает в дортуаре учитель.

Годы шли, она забыла и о своих давних обидах, и о своих мстительных мечтах, но теперь, читая сатиру Кантемира, обо всем вспомнила. Значит, Антуан думает о тех, кому доведется читать его стихи. Он не хочет никого обидеть, даже тех, кто причинил ему горе. Это правило сочинителя. Он карает зло, которое видит, но заботится о том, чтобы не придать своим героям портретного сходства.

"Кантемир не убивает оружием, которым владеет, безоружного. Немногие, должно быть, умеют этим правилом пользоваться, лишь настоящие сочинители, о которых Антуан говорит, что они должны сограждан своих обучать добродетели", — подумала Мари.

Кончив дело, надолго тетрадь в ящик спрячу;
Пилю и чищу потом, и хотя истрачу
Большу часть прежних трудов, новых не жалею;
Со всем тем стихи свои я казать не смею,—

прочитала Мари далее. О, она хорошо знает, как Антуан пишет стихи! Сколько раз она просила его принести сборник своих стихов. Он отвечал, что пока еще показывать их рано, пусть полежит некоторое время в ящике стола, чтобы он мог потом перечитать написанное, оценить как бы со стороны и снова поправить. Мари казалось, что он просто никогда не может сказать себе, что все закончил. Требовательность Кантемира к своим сочинениям беспредельна так же, как его доброта, подумала Мари.

Он понимает, сколь удачливее те, чей язык не знает узды, кто пишет, не стыдясь лжи и несовершенства написанного, и все печатает тотчас же.

Антиох высмеивает бесстыдную нахальчивость людей, которые не стыдятся гнуть спину, кланяться, добиваясь своего. Таким даже если сто раз укажут на дверь, они воротятся вновь.

Мари дочитала сатиру до конца только на третий день. Да, Антуан прав: трудно честному и скромному человеку добиться признания своих заслуг. Немногие умеют по достоинству оценить умное слово, талант. Большею частью преуспевают нахальные болтуны, а в молчаливых, скромных людях никто не может распознать ум.

"Антуан мучится оттого, что не оценен, но не хочет вступить на путь, которым следуют люди, лишенные совести, болтливые и наглые, — подумала Мари.—

Но зачем он славит в конце Анну? Неужто она так добродетельна? Он мне об этом не говорил. Антуан только императором Петром Великим восхищался. Вот и Пьера в его честь назвал. А как хотелось ему дочку! — вдруг почему-то вспомнила Мари. — Но и сына полюбил.

Я ему даже сказала, что он очень Пьера отличает, что Мити может быть обидно, он ведь уже большой и все понимает. Ответил: "Так ведь Петя маленький. Пусть Мити тоже привыкает проявлять больше заботы о тех, кто слабее и беззащитнее". Так-то так, но дело здесь в другом. Пьер очень похож на него и на деда".

Она прошла в детскую. Мальчики спали. Мити улыбался во сне, Пьер, напротив, сердито сопел. Мария задержала на нем любящий взгляд. "Будет таким же непримиримым, как его отец, — подумала она. — Впрочем, разве это так плохо? Пусть немного на свете людей, которые оценивают таких неистовых, как Антуан, но их дружба, любовь, признательность столь значительны, что превосходят прочие ценности. Трудно, когда кажется, что тонешь в море враждебных дураков, но ведь если не хочешь с ними поменяться местами, значит, твои радости значительней. Значит, не так ты обижен в этой жизни. Кроме того, у таких людей, как Антуан, есть еще одно несомненное преимущество. Они остаются в памяти потомков. Страданиями своими они словно платят за бессмертие. Не обездолены избранные. У них есть высшее счастье".

3

Утром Гросс, подавая Кантемиру на подпись реляции, которые нужно было сегодня отправить в Россию, несколько задержался.

— Что у вас еще, Генрих? — спросил Кантемир, зная четкость и такт своего секретаря.

— Мне хотелось бы, ваше сиятельство, показать вам одну любопытную вещь. Вчера из России прибыл мой старый друг и привез рукописный сборник, который составлен из ваших сатир. Мой друг узнал ваши сочинения, потому что я его когда-то давно с ними знакомил. Помня о моем к вам отношении и о том, что я служу под вашим началом, он купил его в одной книжной лавке в Петербурге, и, надо сказать, недешево. Не угодно ли вам будет взглянуть?

Гросс протянул Кантемиру несколько тетрадей, сшитых в одну толстыми нитками.

Кантемир взял тетрадь с любопытством. Почерк ровный, красивый, писарский. Похоже, копию заказывали. Листая рукопись, он решил, что это — список со сборника, подготовленного им перед отъездом в Лондон. Он включил туда пять сатир и "Речь императрице Анне Иоанновне".