Подвиг доктора Бушуева

Вслед за раненым ребёнком приносили и приводили других, и Фёдор Иванович приказал разгрузить машины, чтобы немедленно эвакуировать в тыл раненых. Он был уверен, что завтра горком снова поможет ему и он благополучно уедет из города.

Рано утром, когда уставший хирург вышел из операционной, он увидел в больничном коридоре немцев. Гитлеровский офицер уже по-хозяйски расхаживал по палатам с солдатами, что-то выкрикивая.

— Вы есть доктор? — спросил он у Фёдора Ивановича и, не дожидаясь ответа, закивал головою. — Гут, зер гут. Все освобождайт для наш гошпиталь. Шнель! Шнель!

Ошеломлённый неожиданным появлением врага в больнице, Фёдор Иванович на какое-то мгновение растерялся, не зная, что делать, и вдруг увидел, как солдат выталкивал из палаты раненую в голову забинтованную женщину. В груди у врача похолодело.

— Оставьте раненую! — не помня себя, крикнул он. Подскочив к солдату и гневно поблескивая воспаленными от бессонницы глазами, строго повторил: — Оставьте раненую, ей покой нужен!

Солдат испуганно попятился, но к доктору подбежал офицер и на ломаном русском языке предупредил:

— Здесь есть немецкий гошпиталь!

— Здесь наша больница! Здесь раненые! Понимаете — раненые, и вы не имеете права! — не сбавляя тона, продолжал Фёдор Иванович.

Офицер усмехнулся.

— Доктор забывайт, мы есть хозяйн.

— Хозяин здесь я с моими ранеными! — не сдавался хирург, уверенный в своей правоте. В ту минуту он не думал об опасности, не думал о том, чем может кончиться эта стычка с фашистами. Он, врач, защищал своих больных, как мать защищает ребёнка.

Офицер что-то крикнул солдатам, и не успел Фёдор Иванович в мыслях перевести на русский язык офицерские слова, как увидел перед грудью дула автоматов.

— Ейсли через айн час не будет освобождайт, пух, пух — расстрел, — пригрозил офицер, тыча пальцем в крохотные золотые часики, видимо, недавно снятые с чужой руки.

Фёдор Иванович с ненавистью смотрел на матёрого фашиста, чувствуя, как внутри вскипает желание вышвырнуть вон из больницы непрошеных гостей. Но вместе с тем он сознавал своё бессилие и понимал, что спорить, а тем более доказывать этим вооруженным головорезам свою правоту бесполезно. Они с хладнокровием убийц могут расстрелять и его, и тех шестерых раненых, которых не успели эвакуировать ночью.

Нужно было что-то придумать, как-то спасти раненых, поскорее убрав их отсюда. А куда?

«К себе домой. Да, да — к себе. Квартира у меня просторная, можно открыть комнаты, заколоченные Лизой перед отъездом, и места всем хватит», — решил Фёдор Иванович.

Всю ночь больницу не покидали родственники раненых. Они-то и пришли на помощь доктору.

— Фёдор Иванович, я своего папу домой заберу, — сказала ему черноглазая девушка.

— И я своего старика тоже. Даст бог, поправится, — вызвалась пожилая женщина.

«Пожалуй, это удобней, уход за ранеными будет лучше», — про себя согласился Фёдор Иванович и вслух сказал:

— Хорошо. Для тяжёлых у нас есть носилки. Осторожней укладывайте.

Помогая женщинам, он внимательно посматривал на немцев, уже шумно вносивших в больницу какие-то ящики — по всей вероятности, госпитальное имущество. Фёдора Ивановича тревожила судьба одного раненого красноармейца, у которого в городе, конечно, родственников не было. Он хотел попросить помощниц отнести красноармейца к себе домой, но к нему подошла невысокая сухонькая старушка Воронова. Она среди ночи прибежала в больницу, чтобы узнать о самочувствии раненой дочери. К тому времени Фёдор Иванович успел отправить девушку в тыл на эмтээсовской машине. Воронова повздыхала, всплакнула, потом осталась в больнице до утра, напросившись в помощницы.

— Парень тут лежит, — шёпотом начала она, — красноармеец наш. Одежонку-то его красноармейскую я припрятала, а самого к себе заберу. Вы уж не сомневайтесь, Фёдор Иванович, как за родным присмотрю. Своих трое где-то на войне мыкаются…

— Спасибо, — тихо сказал он.

К счастью, занятые своими делами, немцы не обращали внимания на русских раненых, и красноармейца благополучно унесли из больницы.

Фёдор Иванович записал адреса раненых, а потом каждый день навещал своих пациентов. Ему было трудно ходить из конца в конец по городу на протезе. Порою он еле держался на ногах от усталости, мок под дождями, как сегодня…

В коридоре послышались чьи-то шаги. Это вернулась соседка Маша. Ещё утром он отдал ей свои серебряные часы, чтобы она обменяла их на съестное.

Маша без стука вошла в комнату.

— Вот, возьмите ваши часы. Натерпелась я с ними горюшка, — сказала она.

В её голосе Фёдор Иванович уловил какие-то странные весёлые нотки. «Отчего она такая весёлая? Вернулась домой с пустыми руками и радуется».

— Натерпелась, говорю, с вашими часами, — продолжала соседка. — Пошла я в Райгородок (Райгородком называлось большое пригородное село), захожу в одну хату — не нужны ли часики, в другую, в третью — и всюду никакого внимания…

— Кому они теперь нужны, — глухо вставил Фёдор Иванович.