Подвиг (Приложение к журналу "Сельская молодежь"), т.6, 1985 г.

— Вам следует хорошо запомнить мое новое имя... Густав Шульц... Шульц, лесной инженер из Винер-Нойштадта... Несложно запомнить: Густав Шульц... Имя невыдуманное... Густав Шульц, в самом деле лесной инженер, кончил свои дни в лагере Эбензее. Он был неисправимым социал-демократом... Не имел никаких шансов... Поторопитесь, доктор! Перед дорогой нам надо выкроить время, чтобы выпить за удачу... Я вас не слышу! Скажите же что-нибудь... Черт побери, доктор, не станете же вы упрекать меня за то, что в создавшуюся ситуацию я вношу хоть немножко оптимизма... Знаете, доктор, переодеваясь, я размышлял о нашем с вами положении. Когда я как следует поразмыслил, оно мне, по сути, показалось не столь ужасающим... Да, да, именно так. С этой свиньей Мюллером и его сопляками мы подвергли бы себя большей опасности... Вы меня понимаете? Вокруг войска союзников... Неужели вы думаете, что у них нет офицера, которому придет в голову прочесать лес... — Он замолчал и, ожидая, пока Краус отзовется, посмотрел на дверь его комнаты, затем спросил: — Вы меня слышите? — Он прислушался. С сомнением покачав головой, поднялся, однако не пошел к приоткрытой двери. Повернулся к буфету, который был на расстоянии вытянутой руки, и, беря оттуда рюмки для коньяка, несколько громче сказал: — У меня предчувствие, доктор, что все кончится хорошо... Майн готт, если бы эта свинья Мюллер попался мне в руки... — Он налил в рюмку коньяк и снова сел. — Кое в чем я вам все-таки могу признаться... Но прежде должен напомнить: вы слишком медленно собираетесь в дорогу... Вы меня слышите?! Так вот. После того, что выкинул этот идиот, я начинаю верить, что подтвердится одно мое сомнение. Сегодня, когда он докладывал вам, у меня создалось ощущение, что он врет. В какое-то мгновение мне показалось, что он вовсе и не отправлял этого унтер-офицера в «зондеркоманду». Теперь я совершенно в этом уверен. Да, да... Хорошо, ну где вы там?! Не хотите ли вы мне сказать ваше новое имя?.. Мое, надеюсь, вы запомнили. Густав Шульц из Винер-Нойштадта.

Тишину, воцарившуюся в комнате, пока он отпивал коньяк, нарушало лишь тихое поскрипывание приоткрытой двери в комнату Крауса. В комнате был сквозняк. Дверь, скрипнув, открылась шире, так что теперь можно было обозревать большую часть комнаты. Шмидт слегка наклонился в своем кресле, чтобы лучше видеть, что там происходит, поскольку доктор не обнаруживал себя ни единым звуком, потом встал, уже всерьез разозлившись на молчание, решительно шагнул к двери.

— Доктор Краус! — позвал он громко и покраснел, однако не пошел дальше порога. Крауса не было в комнате, а по его разбросанным вещам можно было заключить, что тот и пальцем не шевельнул, чтобы собраться в дорогу.

Пока Шмидт ошеломленно оглядывал комнату, лицо его наливалось кровью. Когда в открытом шкафу он заметил гражданский костюм Крауса. то побледнел, и подбородок его странно задрожал — от беспомощности, невозможности выразить свою ярость каким-то иным образом.

— Доктор Краус! — непроизвольно вырвалось у него и отозвалось эхом по всему дому. Затем несколько тише, но все-таки достаточно громко, чтобы Краус мог его слышать, он сказал: — Я уйду без вас. Если не будете готовы через полчаса, я в самом деле уйду. Клянусь, это мое последнее напоминание! — Он пробормотал себе под нос несколько бранных слов, от которых у лощеного Крауса, услышь он их, наверняка бы волосы встали дыбом. Возможно, Краус чуть примирился и утешился бы тем, что ругань Шмидт адресовал и самому себе по поводу собственного необъяснимого терпения к абсолютно несолдатскому поведению доктора. Но он об этом больше не хотел думать. Ловким движением захлопнул дверь в комнату и повернулся с намерением прежде всего выпить рюмку-другую коньяку, чтобы тем самым притушить вскипевшую ярость. Он чувствовал, что в подобном состоянии он не способен ждать Крауса ни минуты. Он боялся, как бы ярость не перешла в бешенство, когда глаза ему застилает мрак и он теряет голову. Сейчас, как никогда раньше, он должен был сохранять выдержку и трезвый рассудок. Очень скоро ему придется отправиться в весьма опасный путь. Одному или с этим придурковатым доктором, все равно. Даже во сне не могло бы ему привидеться, что этот самый Краус способен заставить его без единой капли коньяка справиться с яростью. Если бы кто-нибудь сказал ему нечто подобное, он бы все свои ругательства и оскорбления, которые только что пробормотал, обрушил в лицо такому человеку. А случилось такое, чего он никак не мог ожидать, тем более что дело касалось этого в военном смысле абсолютно неотесанного доктора Крауса, слизняка-интеллигента, источавшего, невзирая на все ароматические водички и помады, запах медикаментов своей лаборатории.