Подвиг Севастополя 1942. Готенланд

– И зовут его Земскис, – добавил он, помня о моей коллекции не вполне обычных имен.

Имя старшего политрука меня тронуло меньше всего. Тем представителям Красной Армии, Красного Флота и государственной безопасности, кого я когда-то внес в свой реестр, Земскис конкуренции составить не мог. Сейчас у меня в роте имелся таинственный Пимокаткин. Я лично знал капитана Хренова. Один начальник особого отдела именовался Ярилов, а помощником его был Дамскер – как хотите, так и трактуйте. После успехов колхозного строительства меня бы не удивила и Гертруда Свиноматкина. «Земскис» на общем фоне звучало вполне пристойно, не хуже Бергмана или Сергеева. Бергман клялся, что до войны был у него в батарее младший сержант Тугодрищенко, которого начштаба дивизиона за глаза называл ходячим парадоксом. Но похоже, комбат заливал.

Я задал вопрос по существу:

– Знаешь про него что-нибудь?

Бергман ответил не сразу.

– Разное говорят. Во-первых, красный латышский стрелок, партработник, имеет правительственные награды. Служил в агитотделе политуправления Южного, а потом Крымского фронта. Это, так сказать, плюс.

Я что-то промычал. Безо всякого энтузиазма. Больно уж высокого полета птица для нашего скромного опорного пункта.

– Но, – Бергман поднял указательный палец и ухмыльнулся в усы, – как бы выразился «по-гусски» мой сосед Наум Самуилович Гопман, на все плюса есть свои минуса. По слухам, этот Земскис редкостный мудак и ухо надо держать с ним востро. Понял? Опять же в звании понижен. За что? Может, под раздачу попал после Керчи. А может, другое.

Я кивнул. Мудаков в Красной Армии и на Красном Флоте хватало всегда. Как в любой другой армии, любом другом флоте и во всяких иных местах.

Бергман, по-прежнему безрадостно, продолжал:

– Вероятно, его просто сплавили в СОР, так сказать, на перевоспитание в боевых условиях. И теперь, вполне возможно, он займется перевоспитанием батареи и роты. Чтобы вернуть свое высокое звание и восстановить порушенную честь. Понял?

Я вновь равнодушно кивнул. Воспитателей я не боялся.

– Так что постарайся произвести на него должное впечатление. Я со своей стороны постараюсь тоже. Чтобы товарищ Земскис начальство понапрасну не беспокоил и от работы не отрывал. Но воли ему давать не следует, а то он всех замучит. Будем учиться дипломатии.

– Заняться нам больше тут нечем.

– Такова наша тяжкая доля. Кстати, привет тебе от Зализняка. Пришел в себя. Может, на Кавказ отправят.

– С этого бы и начал, – ответил я. – А то Земскис, Земскис. Нам тут что Земскис, что Небескис. Хотя если мудак, то что – другого места для него не нашли?

– А кому он на хер нужен? Все, кто мог, от него отбрыкались, а дальше нас его ссылать уже некуда. Разве что к немцам – Геббельса разоблачать.

* * *

Следующий день был вполне обычным. С ружейно-пулеметным и артиллерийско-минометным огнем по нашим окопам и обстрелом порта из тяжелой артиллерии. Кроме того, город ночью бомбила авиация. Моя рота с утра копошилась в земле, охранение вело ответный огонь в немецкую сторону.

Ближе к вечеру к нам наведалась целая делегация. Комиссар полка батальонный комиссар Ханевич, начарт полка капитан Лукашов и наш полковой особист, сержант госбезопасности Котиков с автоматом Дегтярева на груди. Вместе с ними прибыл новый комиссар батареи, тот самый пресловутый Земскис. По случаю визита высоких гостей меня со Старовольским, командирами огневых взводов, взвода управления, а также комвзводами минометчиков, бронебойщиков и пулеметчиков вызвали к Бергману, где и состоялась встреча с нашим новым боевым товарищем.

Я бы не сказал, что Земскис с первого же взгляда произвел на меня плохое впечатление. Скорее наоборот – вполне представительный мужчина, лет сорока, с сединой в волосах, подтянутый и аккуратный, в еще не мятой гимнастерке. С комиссарскими звездами на рукавах и шпалами в петлицах. Может, и не мудак вовсе, подумалось мне, когда мы жали друг другу руки. Мало ли чего могут люди наговорить. Я знал лейтенанта, о котором шептались, что он неисправимый трус, – пока тот не погиб, в одиночку с пулеметом прикрывая отход подразделения.

– Водички выпить дашь? – спросил у Бергмана Ханевич.

Комбат развел руками.

– Еще не подвезли. Шампанское будете? У меня холодное, храню для торжественных случаев. По-моему, в самый раз.

Комиссара полка передернуло, и не так чтобы совсем притворно.

– Я после войны на эту гадость еще пять лет смотреть не смогу.

Мы рассмеялись, только Земскис не понял юмора. Еще поймет, если жив останется, подумалось мне.

Мы посидели над картами, уточнили обстановку. Фланги, соседи, связь, ориентиры, боевая подготовка расчетов и пехотных подразделений. Потом начарт Лукашов, серьезный как никогда и даже слегка взволнованный, произнес небольшую, но крайне содержательную речь.

– Товарищи командиры и комиссары! – начал он. – После… разгрома Крымфронта обстановка вокруг СОРа серьезно обострилась. Нет сомнений, что вскоре фашисты атакуют главную базу. Положение трудное. В частях некомплект, боезапас ограничен.