Подвиг живет вечно (сборник)

На другой день, словно бы невзначай, Рудольф оказался в расположении румын. Особого труда не составило встретиться и с капитаном. Полевому гестапо до всего дело. Ион Ложухару произвел впечатление человека, измученного больше душой, нежели физически, ожесточившегося, готового, видимо, пойти на крайности, но не отступить от принятого решения. Оценив обстановку, разведчик пошел на предельный риск. Он показал Иону бумагу, которая ошеломила румынского офицера, а от себя добавил: «Кауш, как вы знаете, слов на ветер не бросает!» Капитан еще более побледнел, на лбу выступили бисеринки пота, руки, державшие сигарету, дрожали. И его можно было понять: война скоро кончится, так неужели, если не погиб раньше, расставаться с жизнью сейчас? Послать бы их к чертям, этих гестаповцев!

Ложухару неожиданно поднял глаза на Рудольфа, в них застыл немой вопрос: «А вы ведь тоже гестаповец, почему же решили помочь мне? Что за причины?»

— Я понимаю ваше состояние, — сказал разведчик, — но иного выхода у вас нет. Вам нужно бежать. Но но скрываться где-нибудь, а во что бы то ни стало перейти через линию фронта и попросить первого же советского офицера провести вас к начальнику разведки. Остальное будет сделано. Согласны? Подумайте, но недолго, времени мало. И не вздумайте пойти в гестапо, чтобы выдать меня. Я здесь не один. Оставшиеся отомстят за предательство. Незамедлительно!

Капитан облегченно вздохнул: «Я подумаю». Утром, как условились, он появился в городке, неподалеку от комендатуры. Зашел к торговцу безделушками, выпил у разносчика стакан вина. Рудольф вышел ему навстречу, прошел мимо, незаметно дал сигнал следовать за ним. На окраине под густой, узловатой акацией он еще раз словесно описал маршрут, задачу и вручил зашифрованные донесения. Без слов, лишь глазами, они попрощались…

Через неделю к столу Рудольфа приблизилась уборщица. Не поднимая головы, продолжая протирать пол, она сказала, что Ион благополучно перешел через линию фронта и в Центре распорядились: отныне связной будет она. И все это тихо, быстро. Только, уходя, улыбнулась открыто, ободряюще, как улыбаются друзья, вынужденные силой обстоятельств встречаться в тяжелой и непривычной обстановке.

Вера Шикина действовала искусно, словно перед этим окончила специальные курсы. У нее донесения забирал брат, партизан, и уносил их в горы, командиру отряда. Никогда еще у разведчика не было так светло на душе, как в те дни. Словно по часам, через два на третий день, уходила в Центр «почта». И так же четко поступали задания. Получая их, Игорь как бы лично разговаривал со своими руководителями, радовался, что имеет возможность помогать советским войскам, теснившим врага на запад.

Шли недели, месяцы. В Центр поступали все новые и новые донесения Аганина — Клюгера. Ценность некоторых из них была чрезвычайной.

Кауш относился к своему адъютанту с неизменной уважительностью, случалось, и советовался как со знающим Россию, кого внедрить в качестве агента на территории СССР. Как раз в те дни из Крыма ушло донесение, в котором сообщались фамилии шпионов, заброшенных на Кубань и Ставропольщину.

Вскоре Кауш объявил Рудольфу, что командование хотело бы оставить на советской территории и его самого. «Вы молоды, Руди, соглашайтесь! Сделаете блестящую карьеру! Германия вас не забудет!»

Рудольф лишь на мгновение задумался, а потом, с чувством вскинув руку в нацистском приветствии, ответил:

— Отечество для меня, господин комиссар, превыше всего!

Так бы, наверное, и вышло, «забросили» бы Рудольфа куда-нибудь в СССР, если бы не одна встреча, круто изменившая все планы. Как-то Кауш вызвал его и озабоченно объявил: «Нам вдвоем нужно отправиться в Брашов. Там будет совещание, съедется цвет полевого гестапо. Повестка одна: внедрение агентуры в СССР. Не забудьте документы, подготовленные мною. Портфель берегите, иначе с нас голову снимут! Да, кстати, в Брашове вас ждет сюрприз — встреча со старым приятелем. Он звонил, интересовался вами, но просил его пока не называть. Видно, хочет удивить вас погонами и высокой должностью в Берлине».

Рудольф мгновенно понял: его песенка спета, нужно бежать!

И в ту же ночь по дороге в Брашов он скрылся, прихватив портфель Кауша.

Через несколько суток, измучившись смертельно, появился Аганин в расположении советских подразделений. Забыв, что не снял еще гестаповской униформы, он целовал солдат, офицеров, жадно глотая воздух, которым не дышал так долго…

Начальник разведотдела тоже целовал его — своего ученика, помощника, друга. На плечи легли родные лейтенантские погоны. Солнце ласково касалось ордена, медали, врученных за все сразу. Живые золотистые лучи играли, трепетали на них.

А советские войска пробивались к Берлину…

Это было в Донбассе