Может быть, и Аганину, узнавшему о том случае, не стоило принимать его близко к сердцу, настолько близко, что валидол потребовался. Только не мог он иначе. Выдался свободный час — пошел в ту школу. И расстроился еще больше. Особенно у стенда «Пионеры-герои»: оформлен небрежно, размещен на обшарпанном простенке, две фамилии под портретами написаны с ошибками… Задуманного разговора с педагогическим коллективом не получилось. «Кто вы такой, чтобы нам указывать? Мы по наглядной агитации на втором месте в микрорайоне!»
— Слыхали, Штирлиц-то наш под колпаком оказался. Из восемьдесят четвертого отделения в ректорат звонили, кой-какими данными интересовались…
Да, и это было: звонили, интересовались. Вскоре после того, как в один из сентябрьских дней на станции метро «Коломенская» Ибрагим Хатямович узнал в импозантном немолодом мужчине… давно разыскиваемого государственного преступника! Мигом осмотрелся — удача: вон идет майор милиции — он поможет. Найдет незначительный предлог и попросит импозантного предъявить документы. И станет наконец известно, под какой фамилией тот скрывается. А большего пока и не надо…
Не помог майор бывшему разведчику. Сказал: «Иди-ка ты, дядя, к… Не то живо отправлю! Вот в твои документы я, пожалуй, загляну!» Тем временем опознанный Ибрагимом Хатямовичем затерялся в толпе.
Через неделю в районном отделении милиции состоялось — Аганин добился — расследование случая на «Коломенской». Майора, который ни за что ни про что нахамил человеку, признали… во всем правым. «Начальник РО МВД заявил, — писал Аганин после того разбирательства тогдашнему министру Щелокову, — что надо иметь мандат для обращения к милиционерам за помощью при установлении личности граждан, а секретарь парткома подполковник Токарев спустил мое заявление тому, на кого я жаловался». Теперь-то ясно, что наивно было искать у Щелокова защиты от щелоковщины. И неизвестно, сколько времени оставался бы «под колпаком» мелочно мстительного майора «вздорный жалобщик». Сколько высокомерных нравоучений насчет «болезненной подозрительности» пришлось бы выслушать в разных кабинетах Ибрагиму Хатямовичу, если бы чекисты по составленному им «свежему» словесному портрету буквально за месяц не нашли государственного преступника уже далеко от Москвы — в Ростовской области. Ошибки не было — тот самый, которого разыскивали так долго.
Всего этого в институте, разумеется, не знали — там «бдительные» взяли на заметку лишь звонок из 84-го отделения, на всякий случай запаслись подчеркнутыми проявлениями сдержанности в отношениях с Аганиным и суждениями вслух, вроде таких: «Ох, уж эта жажда популярности. Избаловала неплохого в сущности человека пресса, понравилось быть на виду»…
А одна ученая дама без обиняков выложила свои сомнения коллеге доценту: «Если все, что пишут про вас в газетах и книгах, правда, то почему вы не Герой Советского Союза? Почему не присвоили вам воинского звания, соответствующего столь высоким заслугам?» — «Заслуги у меня солдатские», — только и сказал Аганин.
Откровенной ученой даме с ее категоричным «почему» не откажешь в последовательности. Когда хоронили И. X. Аганина, изумилась, да так, что спросила, неизвестно к кому обращая свой вопрос: «Знамя, эскорт, военный оркестр… Но ведь Игорь Харитонович был, кажется, всего лейтенантом, верно? И служил недолго…» Никто не ответил, все слушали взволнованного генерала, который говорил о том, что Ибрагим Хатямович Аганин до конца дней своих оставался солдатом, страшным для фашистских недобитков, где бы они ни затаились.
Потом, трижды пересилив звуки оркестра, прозвучали залпы салюта…
КОГДА ПРОВАЛЕНЫ ЯВКИ