Она была каменная, длинная, «кораблемъ», съ тонкими бѣлыми колоннами, съ двумя рядами высокихъ узкихъ, стрѣльчатыхъ оконъ. Между колоннъ, подъ потолкомъ, свисали бѣлыя гирлянды бумажныхъ цвѣтовъ. У одного изъ оконъ стояла модель паруснаго, трехмачтоваго брига. У колоннъ всѣ статуи святыхъ были обвиты цвѣтами.
Скамьи были заняты. Впереди сидѣли дѣти. По одну сторону мальчики въ синихъ курточкахъ матросскаго образца, съ большими бѣлыми, шелковыми бантами на лѣвомъ плечѣ, по другую все было бѣло отъ кисейныхъ наколокъ и бѣлыхъ цвѣточныхъ вѣнковъ. Сзади сидѣли старые мужчины и женщины, всѣ въ черномъ. Ранцевъ не замѣтилъ среди мужчинъ — людей средняго, его, возраста. Они молчаливо и незримо присутствовали на Богослуженiи, глядясь съ мраморныхъ досокъ длинными колоннами золотомъ начертанныхъ именъ съ надписью наверху: — «Morts pour la Patrie».
Отъ бѣлыхъ гирляндъ, отъ бѣлаго свѣта, идущаго съ двухъ сторонъ черезъ окна — въ церкви была несказанная свѣтлая красота. Но особенно глубокимъ, небесно чистымъ и прозрачнымъ казался свѣтъ въ нишѣ алтаря, окруженнаго невидимыми изъ церкви окнами. Тамъ въ глубокомъ свѣтѣ цвѣтныхъ стеколъ, точно съ неба спускались на землю, тая въ сiяющемъ эфирѣ, прекрасная статуя Божiей Матери изъ Лурда. Раскрашенный камень голубыхъ ея ризъ, бѣлыя лилiи въ ея розовыхъ рукахъ, свѣтлый Ликъ Божественной красоты въ этомъ свѣтѣ казались по неземному прекрасными.
Жиденькiй органъ игралъ псалмы. И все шли въ церковь люди, опускали руку въ чашу съ водой, быстро преклоняли колѣно, присѣдая, и проходили вглубь къ алтарю. Тамъ шла суета приготовленiй къ процессiи.
Французское, трехцвѣтное знамя, обшитое золотою бахромою стояло, не колышась. Взметнулись вверхъ вынимаемыя изъ гнѣздъ почетными стариками пестрыя хо-ругви. Старухи потянулись изъ церкви. На площади была толпа. У булочной, гдѣ на верандѣ англичане пили чай, стояли автомобили.
Кое гдѣ вдоль улицъ садовыя ограды виллъ были украшены бѣлыми съ красными полосами полотнищами. По нимъ узоромъ были нашиты зеленые листики и цвѣта. Розовыя, мелкiя, вьющiяся розы и зелень туiй были насыпаны по черному гудрону шоссе.
Мѣдный колоколъ билъ назойливо и мѣрно. Изъ дверей храма ему отвѣчали органъ и пѣнiе хора. Эти звуки отрывали отъ земли и уносили къ чему то прекрасному, далекому, свѣтлому, радостному, гдѣ не было земныхъ заботъ и печалей. Это настроенiе передавалось Ранцеву и радовало его. Божiя Матерь изъ Лурда, покровительница этого храма, точно явилась благословить его передъ отъѣздомъ.
Старикъ съ сѣдыми густыми волосами — вѣтеръ трепалъ ихъ и игралъ съ ними — въ черномъ пиджакѣ вынесъ изъ церкви длинную малиноваго бархата тяжелую хоругвь, расшитую золотомъ. На хоругви масляными красками была написана Лурдовская Божiя Матерь. Хоругвеносецъ прошелъ мимо пестрыхъ выставокъ товаровъ въ окнѣ большого «универсальнаго» магазина и сталъ посерединѣ улицы, обозначивъ голову процессiи.
Изъ двора церкви къ нему выбѣжали и пристроились человѣкъ двадцать мальчиковъ въ синихъ курточкахъ. Ихъ лица подъ круглыми бѣлыми шапочками были серьезны. Изъ церкви потянулись сопровождаемыя матерями маленькiя дѣти, всѣ въ бѣломъ, съ букетами цвѣтовъ въ рукахъ. Четыре парадно одѣтыхъ мальчика съ большими шелковыми бѣлыми бантами на плечахъ вынесли на носилкахъ статую Христа. За нею слѣдовали дѣти съ маленькими бумажными хоругвями. Дѣвушки въ бѣломъ, за ними юноши въ синемъ, а дальше подъ тяжелымъ балдахиномъ малиноваго бархата медленно шествовалъ, точно изнемогая подъ тяжестью золотомъ шитыхъ ризъ, священникъ.
За нимъ развязно, пряча папиросы въ рукава помятыхъ синихъ пиджаковъ, вышли городскiе музыканты. Дальше шла толпа. Мужчины отдѣльно впереди, за ними женщины.
Мосье Бурдель подошелъ къ Ранцеву. Красное лицо его сiяло. На сѣрыхъ, старыхъ, выцвѣтшихъ глазахъ играла слеза.
— Г-ммъ, — сказалъ онъ, хватая Ранцева за рукавъ.
— Вы думаете, бошей побѣдили тамъ?… въ Парижѣ?… Ecole laïque?… Идiоты!.. Если бы не мы?… He наше духовенство?.. ну и, конечно, ваша Русская благородная помощь — боши были бы въ Парижѣ!.. Это мы, вѣрующiе католики… Мы такiе вотъ, какъ Кастельно и Фошъ, — это наши вѣрующiе, не смотря ни на что офицеры и солдаты отстояли Францiю. Вы посмотрите — все ленточки почетнаго легiона и военной медали на молящихся… А тѣ думаютъ… Безъ вѣры?… Безъ Бога?… Когда не будетъ вѣры, не будетъ Бога — не станетъ и Францiи… Et voila tous…
XXIV
Размѣренно и негромко впереди ударилъ барабанъ. Процессiя тронулась вверхъ по улицѣ.
«Тамъ… тамъ… тамъ»… — раздавалось впереди. Нѣжные дѣвичьи голоса запѣли въ головѣ колонны.