— Надеюсь, этого уже не случится, — не думая, Ахилл охватил руками колени, как делал в детстве, и сидел, чуть покачиваясь, почти не поднимая глаз. — Мы встретимся с тобой через… через десять дней, царь. Тогда, когда уже не будет сомнений в том, что твой сын будет жить и поправится. Тогда и условимся, как и когда ты начнешь переговоры. До этого времени я удержу Атридов от каких–либо попыток напасть на Трою. Я скажу им, что мне нужно время для соблюдения траура по Патроклу, а тебе — чтобы почтить память Гектора. Скажу, что тело я тебе отдал. А чтобы ты знал, как обстоят дела, вели своим караульным каждую ночь внимательно смотреть на равнину. Если случится самое плохое, я зажгу перед Скейскими воротами три костра. Но этого не случится! Не знаю, отчего, но я уверен.
Ахилл сказал это так решительно и с такой искренней надеждой, которую даже не пытался скрыть, что старик взглянул на него с изумлением и чуть заметно покачал головой.
— Так кто ты, в самом деле? Никогда бы прежде не поверил! Что же, я буду молить богов, чтобы костры не загорелись. Буду верить, что мой мальчик останется жить, как веришь в это ты. Мне… можно, я скажу Гекубе?
Ахилл нахмурился.
— Я хочу, чтобы ни ахейцы, ни троянцы не знали о том, что Гектор жив. Не знали до тех пор, пока не закончатся переговоры.
— Почему? Я понимаю, почему не должны знать ахейцы. А троянцы?..
— А ты веришь, что молва не улетит из Трои в наши лагеря? Бывало уже такое… И еще: если троянцы будут знать, что Гектор жив, у них снова появится надежда на могучего защитника, и переговоры могут опять сорваться. Твои богатые родственники и придворные пожалеют своих сокровищ. Так ведь уже было во время прошлых переговоров, да? Я требую от тебя клятвы, царь Приам — клятвы, что ты скроешь правду ото всех, пока ты не заключишь твердого договора с Агамемноном.
— Я дам тебе клятву! — поспешно воскликнул старик, — И я признаю, что ты прав. Боги дали тебе мудрость не по годам… Но я прошу позволения сказать только Гекубе, моей жене. Я едва ли смогу скрыть от нее… Позволь!
Один из светильников вспыхнул ярче, и пятно света, расширившись, захватило склоненное вперед лицо Приама. Его только что мертвые щеки заливала краска.
Ахилл пожал плечами.
— Решай сам. Я плохо знаю женщин. Ты уверен, что у царицы достанет выдержки не выдать нас? Что она не натворит глупостей?
— Скорее я их натворю! — слабая улыбка промелькнула на губах Приама. — Ты, возможно, плохо знаешь женщин, великий герой, но моей жены ты не знаешь вовсе. Она — само мужество. И ее поддержка понадобится мне для этой трудной игры. Я скажу ей и больше — никому.
— Хорошо, скажи. Я согласен.
— И последнее, — Приам еще сильнее подался вперед, и его глаза стали вдруг твердыми и острыми, как два ножа. — Я сделаю все, что смогу, чтобы заключить мир. Но если это окажется бесполезно? Если я не смогу?
— А ты смоги! — Ахилл ответил взглядом на взгляд — словно отбил удар. — Ты должен, царь!
— Что будет с Гектором, если это не удастся? — резко спросил Приам.
— Гектор — мой пленник, — спокойно сказал Пелид. — И, если ты не выполнишь моих условий, я снова буду с ним драться. О, разумеется, только тогда, когда он будет в силах. Но и в этом случае я убью его, и ты это знаешь, царь Приам.
Старик содрогнулся.
— Да, тебя нельзя победить! Когда ты сражаешься, видно, что страх смерти тебе неведом.
— Это неправда, — покачал головой Ахилл. — Я боюсь смерти, как и все люди. Только мое горе в последние дни затмило и страх, и все остальные чувства.
— Но говорят, что твоя мать–богиня сделала твое тело неуязвимым для оружия смертных, — осторожно заметил царь Трои.
Герой посмотрел на него с изумлением.
— А о тебе говорят, что ты самый мудрый из восточных царей и, к тому же, самый образованный. И ты веришь в эту сказку? Посмотри на меня. Вот, видишь, шрамы? Вот, вот и вот. Раз есть шрамы, то были и раны. Смотри, я беру нож и колю себя в руку. Видишь кровь? Я сам никогда и никого не пытался убедить в какой–то там своей неуязвимости, потому что считаю эту легенду полнейшей бессмыслицей. Нет у меня никаких свойств, не присущих смертным. Просто я умею сражаться лучше других. Но хватит об этом… Мне бы очень хотелось, чтобы переговоры удались. Очень.
Ахилл встал, откинул полу шатра и дважды негромко ударил костяшками пальцев в висевший на опорном столбе медный гонг. Но, как ни глух был звук гонга, из соседнего небольшого шатра тотчас показалось сонное личико Брисеиды.
— Что?.. — спросила она, одной рукой протирая глаза, а другой втыкая в узел растрепанных волос длинную костяную шпильку.
— Буди Кадму и Мельтиду, — приказал базилевс. — Шума не устраивайте, но побыстрее приготовьте хорошую трапезу и подайте сюда. И вина захватите — лучшего, какое у меня есть. Да, Брисеида, и принеси мне два–три твоих платья. Я потом подарю тебе другие.
— Зачем, господин мой? — растерянно спросила девушка.