Я не боялся скакать по дороге через лес. Еще во время войны в Испании я усвоил, что безопаснее всего избежать встречи с партизанами сразу после их нападения, а самое опасное время наступает, когда все выглядит тихо и мирно. Взглянув на карту, я обнаружил, что замок Гоф лежит южнее и, чтобы добраться до него, придется скакать по краю болот. Не успел я проехать и пятидесяти ярдов, как из-за кустов раздались два выстрела из карабинов. Одна из пуль прожужжала над головой, словно пчела. Было очевидно, что ночные всадники действуют гораздо отчаяннее, чем их собратья в Испании. Моя миссия может закончиться там же, где и началась, если я буду ехать по дороге.
И началась бешеная скачка: с отпущенными поводьями я мчался через кусты, по крутым холмам, доверившись своей маленькой Виолетте. Она же ни разу не оступилась и скакала так быстро и уверенно, как будто понимала, что судьба всей Германии зависит от ее хозяина. Что касается меня, то не зря я прослыл лучшим наездником во всех шести бригадах легкой кавалерии. Однако так быстро, как в тот день, мне не приходилось скакать. Мой друг Барт рассказывал, как в Англии охотятся на лисиц, так вот сейчас ни одна даже самая быстроногая лиса не ускользнула бы от меня. Мы с Виолеттой мчались так прямо, как не удалось бы диким голубям. Как офицер, я всегда был готов пожертвовать собой ради солдат. Правда, император вряд ли похвалил бы меня за это, так как солдат у него было много, но только один… короче говоря, такими кавалерийскими офицерами, как я, не разбрасываются. Но сейчас передо мной стояла задача, ради которой стоило пожертвовать собой. Поэтому я думал о своей жизни не более, чем о комках грязи, которые летели из-под копыт лошади.
Мы снова выскочили на дорогу и в сумрачном свете заката поскакали в небольшую деревню Лобенштейн. Едва лошадь ступила на брусчатку, как подкова слетела с ее копыта. Мне пришлось вести ее к деревенскому кузнецу. Огонь в кузнице едва горел. Рабочий день кузнеца давно закончился, таким образом, мне предстоит прождать здесь не менее часа, прежде чем я смогу продолжить дорогу. Проклиная все на свете за задержку, я направился в деревенскую таверну и заказал к ужину холодного цыпленка и немного вина. До замка оставалось несколько миль. Я рассчитывал, что успею добраться туда к вечеру, передать бумаги, а уже завтра направлюсь во Францию с ответным письмом.
А теперь я расскажу вам, что свалилось на мою голову на постоялом дворе в Лобенштейне. На стол передо мной поставили цыпленка и вино. Я с жадностью набросился на пищу, ведь, как вы помните, весь день провел в седле. Неожиданно из-за дверей донесся какой-то шум. Поначалу я решил, что это крестьяне, выпив несколько кружек пива, устроили перебранку и вышли за порог выяснять отношения. Но вдруг сквозь неясный шум прорезался звук, способный такого человека, как я, поднять из гроба. Это был жалобный плач женщины. Я бросил на стол вилку и нож, и уже через мгновение оказался в середине толпы, собравшейся за дверью.
Здесь были толстощекий хозяин таверны, его белобрысая жена, горничная, два конюха и еще двое-трое жителей деревни. Лица мужчин и женщин пылали от ярости, а в середине толпы стояла хрупкая девушка с бледными щеками и полными ужаса глазами. Такой красотки еще не приходилось видеть даже бывалому сердцееду вроде меня. С высоко поднятой головой и затравленным взглядом она выглядела существом иной расы, не похожей на диких и грубых крестьян, окруживших ее. Я не успел сделать шага от крыльца, как она бросилась мне навстречу, схватила мои руки, и глаза ее радостно заблестели.
– Французский солдат и благородный человек! – воскликнула она. – Наконец я в безопасности.
– Да, мадам, вы в безопасности, – подтвердил я. Я не смог удержаться, чтобы не взять ее ладонь в свою. – Приказывайте, я выполню все, что вы пожелаете, – добавил я и поцеловал ее руку, давая понять, что не шучу.
– Я полька! – воскликнула она. – Мое имя – графиня Палотта. Они накинулись на меня за то, что я симпатизирую французам. Не знаю, что они сотворили бы со мной, не пошли небеса вас на помощь.
Я снова поцеловал ее руку, чтобы она не сомневалась в моих намерениях, затем повернулся лицом к толпе. Я умею придавать своему лицу нужное выражение – через минуту прихожая была пуста.
– Графиня, – сказал я, – с этой минуты вы под моей защитой. Вы падаете с ног, стакан вина придаст вам сил.