Подвиги бригадира Жерара

Я рассказал ему о своих приключениях в Англии. Удивительный народ эти англичане. Хотя Барт знал, что я участвовал в двенадцати кампаниях, все же я уверен, что заслужил настоящее уважение в его глазах лишь потому, что вступил в драку с Бастлером-Бристольцем. Между прочим, он сказал, что полковник, который председательствовал в военном трибунале, когда его судили за игру в карты с пленным, отвел от него обвинение в небрежении долгом, но чуть не засудил, заподозрив, что он не откозырял, прежде чем сойти с масти. Да, англичане, скажу я вам, преудивительный народ.

В конце долины дорога сворачивала и шла вверх по склону, а дальше зигзагами спускалась в следующую долину. Достигнув гребня, мы сделали привал; прямо перед нами, на расстоянии каких-нибудь трех миль, виднелся город, лепившийся у подножия горы, на склоне которой стояло единственное большое здание. Не приходилось сомневаться, что мы наконец видим то самое аббатство, где засела шайка негодяев, разогнать которых мы явились. И только тогда, думается мне, мы по-настоящему поняли, что нам предстоит, потому что это аббатство оказалось настоящей крепостью, и было ясно само собой, что кавалерию ни в коем случае не следовало посылать на выполнение подобной задачи.

– Это совсем не по нашей части, – сказал Барт. – Пускай Веллингтон и Массена сами идут на такое дело.

– Смелей! – отвечал я. – Пирэ взял Лейпциг с пятьюдесятью гусарами. – Будь у него драгуны, – возразил Барт со смехом, – он взял бы и Берлин. Но вы старше меня по чину. Ведите же нас, и посмотрим, кто первый дрогнет. – Ну что ж, – сказал я, – во всяком случае, не будем терять времени, так как мне приказано завтра вечером быть в Абрантише. Но сначала надо кое-что выяснить, и вот я вижу людей, у которых мы все узнаем.

У дороги стоял квадратный, чисто выбеленный домик – судя по ветке плюща над дверью, это была одна из придорожных таверн, где подкрепляют силы погонщики мулов. У входа висел фонарь, и при его свете мы увидели двух человек, одного в коричневом облачении капуцина, а другого в переднике, по которому мы и признали хозяина таверны. Они были так поглощены разговором, что мы подошли вплотную, прежде чем они нас заметили. Хозяин хотел было скрыться, но один из англичан схватил его за волосы и не дал улизнуть.

– Ради всего святого, пощадите меня! – возопил он. – Мой дом опустошен французами и разорен англичанами, а эти разбойники жгли мне ноги огнем. Клянусь святой девой, у меня в таверне нет ни денег, ни еды, добрый отец аббат, который умирает с голоду на моем крыльце, тому свидетель.

– В самом деле, мсье, – сказал капуцин на прекрасном французском языке, – то, что говорит этот достойный человек, истинная правда. Он одна из многих жертв теперешних жестоких войн, хотя его утрата – капля в море по сравнению с тем, что потерял я. Отпустите его, – добавил он, обращаясь к драгуну по-английски, – он слишком слаб, чтобы бежать, даже если б и захотел.

При свете фонаря я увидел, что этот монах был красивый темноволосый бородатый мужчина с ястребиным взглядом, да такой рослый, что его капюшон достигал ушей Барабана. У него был вид человека, который перенес много страданий, но держался он, словно король, и мы вполне могли судить о его образованности, так как он с каждым из нас говорил на его родном языке так свободно, словно на своем собственном. – Не бойтесь, – сказал я дрожащему хозяину таверны. – Ну, а вы, святой отец, если не ошибаюсь, как раз тот человек, который может сообщить нам все необходимые сведения.

– Я весь в твоем распоряжении, сын мой. – Но, – добавил он со слабой улыбкой, – во время великого поста пища моя всегда скудна, а в этом году я питался так плохо, что вынужден просить корку хлеба, дабы обрести силы отвечать на вопросы. У нас в ранцах был двухдневный паек, и монаха тотчас накормили. Ужасно было видеть, с какой жадностью схватил он кусок сушеной козлятины, который я ему предложил.

– Время не ждет, так что перейдем прямо к делу, – сказал я. – Нам нужно узнать слабые места вон того аббатства и обычаи тех негодяев, которые там засели. Он выкрикнул какое-то слово, как мне показалось, по латыни, стиснул руки и закатил глаза.

– Молитва праведника всегда доходит до господа, – сказал он, – и все же я не смел надеяться, что на мою он откликнется столь быстро. Ведь перед вами несчетный аббат Алмейхала, которого вышвырнул вон этот сброд из трех армий по приказу своего еретика главаря. Ах, подумать только, что я потерял!

Голос его пресекся, и на глаза навернулись слезы.

– Ободритесь, святой отец, – сказал Барт. – Ставлю десять против четырех, что еще до завтрашнего вечера мы водворим вас обратно.

– Я пекусь не о своем благе, – сказал он, – и даже не о нашей бедной бездомной братии. Я пекусь о священных реликвиях, оставшихся в святотатственных руках этих разбойников.

– Держу пари, что они их и не заметили, – сказал Барт. – Но укажите нам, как проникнуть за ворота, и мы живо очистим ваше аббатство.