Подвиги Геракла. После похорон

– А можно поинтересоваться, к каким выводам вы уже пришли? – спросил Кроссфилд.

– Он тебе ничего не скажет, дорогой, – заявила миссис Шайн. – А если и скажет, то неправду.

Из всей компании только она, казалось, получала удовольствие от происходящего.

Пуаро задумчиво посмотрел на актрису.

II

В ту ночь Эркюль Пуаро спал плохо. Он чувствовал тревогу и никак не мог понять ее источник. Обрывки разговоров, различные взгляды, произвольные движения – все это обретало пугающую важность в пустоте ночи. Сыщик находился на грани сна, но тот все не приходил. А в тот самый момент, когда Пуаро был уже готов отключиться, что-то еще пришло ему в голову и разбудило его. Краска – Тимоти и краска. Масляная краска – запах масляной краски – это как-то было связано с мистером Энтвислом. Краска и Кора. Рисунки Коры – разрисованные открытки. Рисунки Коры были лживы… Нет, не так – опять мистер Энтвисл. Он что-то сказал. Или это сказал Лэнскомб? Монашка, которая появилась в доме в день смерти Ричарда Эбернети. Монашка с усиками. Монашки в «Стэнсфилд-Грейндж» и в Личетт-Сент-Мэри… Не слишком ли много монашек? Розамунда, роскошно выглядящая на сцене в костюме монашки. Розамунда говорит о том, что он детектив, и все дружно смотрят на нее. Наверное, так же они смотрели на Кору в тот день, когда она сказала: «Но ведь его же убили, нет?» Что же тогда показалось Хелен Эбернети неправильным? Хелен Эбернети оставляет прошлое позади и отправляется на Кипр… Хелен Эбернети с шумом роняет восковые цветы, когда он сказал… а что именно он сказал в тот момент? Пуаро никак не мог вспомнить.

Наконец он заснул, и ему стали сниться сны.

Ему приснился зеленый малахитовый столик, на котором, за стеклянным экраном, стояли восковые цветы. И все это было покрыто толстым слоем красной краски. Краски цвета крови. Пуаро чувствовал запах этой краски, а Тимоти стонал рядом с ним и говорил: «Я умираю… умираю… это конец». И Мод, которая стояла, высокая и суровая, около него, держа в руках большой нож, как эхо повторяла: «Да, это конец». Конец – гроб со свечами и монахиней, склонившейся в молитве. Если только он сможет рассмотреть лицо монахини, то поймет…

Эркюль Пуаро неожиданно проснулся – он все понял! Да, это действительно был конец. Хотя перед ним еще лежал долгий путь. Он еще раз оценил кусочки мозаики: мистер Энтвисл, запах краски, дом Тимоти и что-то, что должно там быть. Восковые цветы… Хелен… разбитое стекло…

III

Хелен Эбернети не сразу отправилась в постель. Какое-то время она размышляла, глядя невидящими глазами на свое отражение в зеркале.

Ее заставили принять Эркюля Пуаро в доме. Сама она этого не хотела. Но мистер Энтвисл повернул дело так, что отказаться ей было очень сложно. А теперь всем все стало известно. И теперь уже Ричард Эбернети не сможет спокойно лежать в своей могиле. А все началось с тех глупых слов Коры… В тот день, после похорон. «Как они все тогда выглядели? – спросила себя Хелен. – Какими их увидела Кора? Как выглядела я сама?»

Что там говорил Джордж? Насчет того, кто как себя видит…

По этому поводу есть даже цитата: «Видеть себя такими, какими видят нас люди…»[75] Какими нас видят другие.

Глаза, которые, ничего не видя, смотрели в зеркало, неожиданно приобрели осмысленное выражение. Хелен видела себя – и в то же время не себя – не так, как ее видели другие. Не так, как Кора видела ее в тот день.

Ее правая – нет, ее левая бровь была приподнята чуть больше, чем правая. Рот – ну, изгибы рта были симметричными. Если б она могла встретить саму себя, то не увидела бы большой разницы со своим отражением в зеркале. Не то было с Корой.

Кора – теперь миссис Эбернети видела ее совершенно четко. Кора в день похорон с головой, склоненной к плечу, задающая свой вопрос и смотрящая на нее.

Неожиданно Хелен закрыла лицо руками. «В этом нет никакого смысла… – сказала она себе. – В этом не может быть никакого смысла».

IV

Прекрасный сон мисс Энтвисл, в котором она играла в пикет с королевой Мэри[76], был прерван телефонным звонком.

Она решила не обращать на него внимания, но телефон не замолкал. Еще не полностью проснувшись, пожилая дама подняла голову и посмотрела на часы, стоявшие у изголовья кровати. Без пяти семь – кто, ради всех святых, может звонить в такое время? Наверное, ошиблись номером.

Надоедливые переливы звонка продолжались. Мисс Энтвисл вздохнула, накинула халат и прошла в гостиную.

– Кенсингтон шесть-семь-пять-четыре-восемь-девять, – резко произнесла она, сняв трубку.

– С вами говорит миссис Эбернети, – ответил ей женский голос. – Миссис Лео Эбернети. Могу я переговорить с мистером Энтвислом?

– А, миссис Эбернети! Доброго вам утра. – «Доброе утро» прозвучало совсем не по-доброму. – Это говорит мисс Энтвисл. Боюсь, что мой брат еще спит. Я и сама спала.

– Мне очень жаль, – была вынуждена извиниться Хелен. – Но мне крайне важно немедленно переговорить с вашим братом.

– А отложить это до утра никак нельзя?