Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа

– Где же каторжник? – спросил Педро С, видя в лодке только одного графа.

– Он умер.

– Что?

– Его убил граф.

– Ты шутишь?

– Нисколько. Маркиз хотел убежать: он бросил руль, выпрыгнул в море и пустился вплавь. Но граф распорядился с ним по-польски.

– Что?

– Он выстрелил в него из револьвера так, что маркиз нырнул и больше не показался на поверхности.

– Ах, господин граф, – воскликнул капитан по-английски. – Вы сделали похвальное дело, убив каторжника, решившего убежать.

– Я исполнил свой долг, капитан, – отвечал скромно Рокамболь.

На другой день Цампа подал Рокамболю номер мадридской газеты, в которой граф Вячеслав Полацкий прочел историю, рассказанную накануне Цампой капитану дону Педро С.

– Вот как пишут историю! – проговорил Рокамболь, расхохотавшись.

Спустя пять дней в гостиницу «Три мага», в комнату графа Вячеслава Полацкого, вошел Цампа.

– Ну, – сказал португалец, – нам пора в дорогу.

– Наконец-то, – сказал Рокамболь.

– Замок де Салландрера неблизко отсюда, – продолжал Цампа.

– Знаю.

Граф Полацкий простился с капитаном Педро С. под предлогом, что получил письмо, вызывающее его в Польшу по чрезвычайно важным делам.

В десять часов утра он сел в свою дорожную карету, запряженную четырьмя сильными мулами.

Польский вельможа выехал из Кадикса с большим шумом, в сопровождении своих четырех лакеев.

Проехав две мили, он остановился на первой станции, в гостинице.

Здесь вошел к нему человек, одетый в платье простого мещанина, – это был Цампа.

Через несколько минут он сидел уже вместе с Рокамболем в карете, которая помчалась с быстротою молнии и через тридцать шесть часов доехала до Барселоны, от которой замок Салландрера находился в пятнадцати милях.

– Послушай-ка, друг, – сказал Цампа, – нам необходимо здесь переночевать для того, чтобы переодеться.

– Натурально, – сказал Рокамболь.

Граф Полацкий остановился в гостинице «Лев» и велел подать ужин к себе в комнату.

После ужина Цампа вышел и, возвратившись через час, сказал:

– Все готово, дружище. Теперь тебе остается сделать только одно, а именно: преобразиться снова в маркиза де Шамери.

Через четверть часа польский вельможа, которому можно было дать на вид лет пятьдесят, превратился в молодого человека со свежим румяным лицом, с белокурыми волосами, тридцати лет – в того, кто был известен в Париже под именем маркиза де Шамери.

– Каким же образом мы выйдем отсюда? – спросил Рокамболь, оканчивая свой туалет.

– Очень просто – через двор: тебя никто не узнает. Действительно, Рокамболь и Цампа прошли через двор, не обратив на себя ничьего внимания, и вышли на улицу.

Они прошли пешком через всю Барселону и вышли к Помпелужским воротам.

Здесь Цампа заблаговременно приготовил лошадей, у гостиницы «Инфант».

– Вот что, дружище, – сказал португалец, – нам следует выпить на дорогу бутылочку астурийского; нам ведь придется ехать по холоду до самого рассвета.

– Что ж, пожалуй. Но скажи мне одно: как ты объяснишь свой приезд со мной в замок Салландрера?

– Это уж мое дело. Будь покоен.

Цампа велел подать в отдельную комнату две бутылки астурийского вина и уселся на диване вместе с Рокамболем.

Португалец выпил залпом два стакана, отчего лицо его немного покраснело.

– Мне кажется, – сказал Рокамболь, – что ты уже опьянел.

– Да, но когда я пьян, я бываю необыкновенно весел, так что люблю всех.

Выпив еще два стакана, Цампа стал путаться в словах и совершенно, как говорится, раскис.

– Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, – подумал Рокамболь. – Теперь время все у него разузнать.

– Честное слово, – пробормотал Цампа, – ты нравишься мне, господин герцог.

– Благодарю, – отвечал мнимый маркиз, улыбаясь.

– И я уверяю тебя, что, когда ты обвенчаешься с Концепчьоной, моя радость будет невыразима.

– Так что ты можешь считаться моим другом?

– На жизнь и на смерть!

– И ты докажешь мне это на деле?

– Во всякое время.

– Сомневаюсь в этом…

– Понимаю… ты намекаешь о бумаге…

– Ты не ошибся, – сказал Рокамболь.

– Неужели эта бумага тебя беспокоит?

– Гм… отчасти – да. Если бы она не существовала, я сделал бы для тебя все, что обещал.

– И ты не врешь?

– Честное слово Рокамболя.

Цампа расхохотался.

– Неужели ты думаешь, что я в состоянии употребить ее во зло?

– О, нет… Но ведь мы только люди… ты можешь умереть скоропостижно. Нотариус, которому ты отдал ее…

– Неужели ты поверил этому? – спросил Цампа, захохотав.

– Чему? – спросил Рокамболь, удивляясь.

– Тому, что я отдал эту бумагу нотариусу на сохранение.

– Конечно, я поверил.

– Ну, так очень глупо сделал, потому что она преспокойным образом лежит у меня в кармане.

При этом Цампа вынул из кармана бумагу, развернул ее и положил перед Рокамболем, который сразу узнал ужасное объявление, которым он собственноручно признает себя Рокамболем, а не маркизом де Шамери.

– Вот, – сказал Цампа, – смотри, как я дорожу этой бумагой.

Он приблизил ее к свечке и зажег.

– Друг мой! – воскликнул Рокамболь, обнимая португальца.

– Однако, – пробормотал Цампа, – надо выйти на воздух… немного освежиться, я совсем ослаб.

Они прошли немного по двору и затем пошли в конюшню. Лошади были уже оседланы.