– Вы ошибаетесь, – проговорила Баккара, – приговор над вами совершен законным порядком и был подписан в высшей инстанции. Разница вся в том, что он приведен в исполнение не публично. Это потому, что не хотели нанести бесчестие двум благородным семействам. Да и еще необходимо, чтобы на галерах находился человек, выдающий себя за маркиза де Шамери. Вы поняли меня теперь?
– Нет, – закричал Рокамболь, – настоящий маркиз не похож на меня настолько, чтоб его каторжные товарищи могли меня принять за него.
– Позвольте, я докончу…
– О, я не слушаю, сам сатана…
– Выслушайте, Рокамболь, – проговорила медленно Баккара, – случается, что каторжники, стараясь возвратиться на свободу и изгладить навсегда следы прошедшего, обезображивают себя…
Тут Рокамболь, поняв все, страшно вскрикнул, но палач схватил его опять за горло и сильно сдавил его; потом в то время, как его держали неподвижно, палач вылил в чашку жидкость, помочил в ней тряпку и приложил к лицу Рокамболя… Он стал биться от страшной боли, стараясь высвободить себя, и кричал…
Все это произошло скоро.
Тряпку приложили так, что она закрывала только нижнюю часть лица, потом, когда ее сняли, услужливый Цампа поднес зеркало к его глазам, оставленным неповрежденными. Рокамболь испустил крик…
Его обезобразили купоросным маслом, и его лицо сделалось ужасно.
В это самое время раздался звук колоколов в часовне старого замка де Салландрера, и настоящий маркиз де Шамери сошел с лестницы старинной церкви, держа под руку свою молодую жену, девицу Концепчьону де Салландрера.
Через пять дней после этого виконт Фабьен д'Асмолль находился в комнате своей молодой супруги, прекрасной Бланш де Шамери, которую Рокамболь так долго называл своей сестрой.
Бланш лежала еще в постели. Муж ее сидел в большом кресле и, держа ее ручку, говорил:
– Милая Бланш, ты, право, помешалась на твоих воображаемых опасениях.
– Ах, – проговорила виконтесса, – вот уже скоро три недели, милый мой, как наш дорогой Фридерик уехал от нас…
– Ну, что же?
– И с тех пор о нем ничего не слышно.
– Это все, моя милая, оттого, что он занят своей свадьбой.
– До такой степени, что он нас забыл? Ах, Фабьен, Фабьен! – произнесла Бланш с упреком.
– Милая Бланш, – сказал виконт, улыбаясь, – не забыла ли ты нашу свадьбу?
– Неблагодарный, он еще спрашивает!..
– Ну как же ты думаешь, было ли мне какое-нибудь дело до всех остальных, когда мы были близки к нашему счастью?
– Ты не имел сестры.
– А если бы и была, я, может быть, забыл о ней на время.
Фабьен поцеловал маленькую ручку своей супруги и посмотрел на нее с любовью.
Вошла служанка и подала письмо, штемпель которого обрадовал виконтессу.
– Письмо от Альберта, – проговорила она. Взяв письмо, она распечатала его.
– Боже мой! – сказала Бланш. – Это не его почерк.
– Нет, но это почерк Концепчьоны, – сказал д'Асмолль.
Он взял письмо из рук Бланш и начал читать вслух:
«Дорогая моя сестра Бланш!
В то время, как я пишу вам, он тут, возле меня».
Виконт остановился и посмотрел на свою жену.
– Ах! – прошептала она. – Ты был прав, я была помешана.
Виконт опять начал читать.