Милон высадил плечом дверь и очутился лицом к лицу с Василисой, подбежав к ней, сжал ее так сильно, что та вскрикнула от боли, но проворно освободилась и нанесла удар Милону стилетом, затем пустилась бежать по лестнице, но на последней ступени Милон догнал ее вторично. Она, обернувшись, ударила его еще раз и пустилась к коридору, где, прислонившись к стене, ожидала Милона.
Действительно, Милон, ослепленный яростью и жестокой болью, ринулся снова на нее.
Василиса прыгнула и ударила его в третий раз, но Милон, несмотря на всю боль, повалил ее на пол, стал коленкой ей на грудь и, взяв кинжал в руки, хотел уже нанести удар.
Но графиня, не потеряв присутствия духа, сказала:
– Единственный шанс, который у меня был к спасению, так это кинжал, который перешел в твои руки.
– Вы хотите помолиться… извольте, но я вас должен убить; господин так сказал, – и он слегка отпустил ее.
– Изволь, можешь убить меня, но знай, что в ту минуту, когда ты меня убьешь, твой барин погибнет.
– Как так?
– Слушай, человек, который любит меня, находится подле Рокамболя, и если этот человек не увидит меня в продолжение часа, он заколет его.
– Вы лжете!
– Хочешь доказательства, свяжи меня и ступай за фиакром, я тебя провожу туда, где Рокамболь находится в опасности.
Милон попался в ловушку.
– Мне не нужно связывать вас, пойдемте, вы пойдете впереди, а я за вами и при малейшей попытке к бегству всажу вам кинжал в сердце.
– Согласна и на это, – она встала, оправившись, взглянула на Милона и сказала:
– Ты похож на мясника. – И пальцем указала ему на длинный плащ Беруто.
Милон завернулся в плащ, чтобы скрыть покрывавшую его кровь.
Сев в фиакр, Милон почувствовал, что силы его оставляют, ибо кровь его понемногу уходила, но он все-таки держал стилет в руках.
– Зачем вы везете меня на Елисейские поля?
– Оттуда мы отправимся в предместье Сент-Оноре. Ясно, что Василиса хотела только выиграть время. По мере того как экипаж катился по каменной мостовой, силы стали покидать Милона, наконец, он, закрыв глаза, проговорил:
– Ох… я, кажется, умираю.
Улыбка снова показалась на губах тигрицы.
– Я предвидела это… – сказала она себе, – я свободна.
И она, взяв стилет, который Милон уронил, вышла из фиакра, сказав кучеру:
– Мой друг, вот двадцать франков, вы свезете этого человека – он мой слуга – домой. Меня зовут графиня Артова, и я живу в улице Пепиньер.
И она ушла, говоря себе: «Нас двое теперь, мой Рокамболь; не Ивана жизнь мне нужна, а твоя. На тебя перейдет вся ненависть, которую я питаю к Ивану».
Двадцать минут спустя графиня проходила мимо театра Фоли-Мариньи, она должна была остановиться, чтобы дать проехать фаэтону.
Она подняла голову и вздрогнула.
Молодой человек правил лошадьми, возле него сидело восхитительное дитя лет четырех или пяти. Василиса узнала: это был виконт Фабьен д'Асмолль с ребенком.
Она предназначила это дитя адскому гению де Морлюкса.
Василиса вспомнила Петра, мнимого Ивана, которого графиня Артова избила и на которого она могла рассчитывать.
Она нашла его и спросила, намерен ли он еще мстить?
– О, да, – отвечал он.
– В таком случае ступай, седлай лошадь и скачи прямо, ты должен встретить темный фаэтон, запряженный парой вороных лошадей, в нем увидишь человека с маленьким мальчиком, ты должен следить за ним и рассказать мне все.
– Слушаю.
Вернемся к графине Артовой. В кабинете ее сидели Рокамболь, Иван и она; они успели рассказать Ивану все: любовь де Морлюкса к Мадлене, отношения Аженора с Антуанеттой.
– Наказание де Морлюкса, – прибавил Рокамболь, – начнется с того, как он увидит Мадлену под руку с вами.
В это время слуга доложил о приходе Аженора. Он принес все нужные бумаги.
– Посмотрите, – сказал он, – вот купон в сто двадцать тысяч ливров годового дохода, потом дарственная запись на имя Мадлены, далее права на владение землями в Богемии и Венгрии, – полюбуйтесь, до чего сильна страсть моего дяди; к свадьбе уже все готово, я добился, что моя свадьба будет восемью днями раньше, чем дядина. О Боже, – прибавил он в заключение, – Антуанетта наконец моя.
В это время вошел испуганный слуга.
– Сударыня… сударыня… большое несчастье, там на дворе какой-то старик в обмороке и покрыт кровью. Кучер говорит, что его ранила какая-то женщина…
Милон был ранен и, казалось, был мертв, но, к счастью, раны не были смертельны.
Лекарство привело Милона в чувство.
– О, теперь я могу умереть, – прошептал он, открыв глаза. – Вы спасены, господин.
– Спасен? – воскликнул удивленный Рокамболь.
– Да, потому что я хотел ее убить, но она сказала мне, что этим же ударом я убью и вас.
– Придется, быть может, начинать сначала, – проговорил Рокамболь и выбежал…
Петр-мужик отдавал отчет Василисе.