Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа

– Подобно вам, – продолжала она, улыбаясь, – так же, как и вы, я сделала много ошибок и преступлений и так же, как и вы, раскаялась… Бог призывает меня к себе, и мне кажется, что он простил меня… но этот ребенок, которого вы видите там…

– Это ваш сын?

– Он уверен, что я его мать… но он сын де Моревера.

– Но, – наконец вскричал я, – ведь маркиз де Моревер исчез.

– Да.

– Он был убит?

– Нет, – отвечала она.

– По крайней мере, он умер?

– Тоже нет.

– Что же с ним случилось?

– Вы узнаете все из этой рукописи.

Между тем она слабела все больше и больше и уже едва говорила.

– Мне кажется, что я умру сегодня ночью…

– О, – заметил я, – вы напрасно ухудшаете ваше положение.

– Нет, – ответила она, – у меня смерть уже в глазах… но я спокойна теперь, что вы позаботитесь об этом ребенке… вы прочтете мою рукопись… вы отомстите за жертву и будете преследовать палачей… не правда ли?

– Клянусь вам, – сказал я.

Тогда она протянула мне руку и тихо добавила:

– О, я была права, надеясь на вас.

Письмо Рокамболя продолжалось так:

«Я видел очень хорошо, что Тюркуазе остается жить всего несколько часов. Несмотря на это, я пригласил к ней доктора и нанял для нее сиделку. Затем я ушел, сказав ей:

– Я возвращусь завтра утром.

Сегодня утром, когда все мои приготовления к отъезду в Гавр были уже окончены, я возвратился в Менильмонтанскую улицу.

Тюркуаза уже рассталась с этим светом.

Я взял тогда на руки горько плачущего ребенка, сел с ним в карету и поместил его в одно духовное училище, находящееся в Почтовой улице.

Там я заплатил за него за три года вперед.

Он записан там под именем Максима-Лаврентия.

А теперь если вам придется вскрыть через два года это письмо, то вы исполните все то, что следовало сделать мне и что я не сделал тогда потому, что оно не принесло бы пользы.

Вся рукопись, которую я прилагаю к этому письму, написана рукою Тюркуазы, хотя и видно, что вся первая ее часть была продиктована ей.

Итак, мои друзья, если вы вскроете это письмо, то это знак, что меня что-нибудь задержало или я умер, и тогда я вам оставляю как бы в наследство исполнение клятвы, которую я дал Тюркуазе за несколько минут до ее смерти.

Рокамболь».

Когда Мармузэ окончил чтение письма Рокамболя, то он вместо того, чтобы распечатать другой конверт, где находилась рукопись Тюркуазы, позвал Ванду и Ми-лона.

– Читайте, – сказал он, передавая им письмо. Ванда громко прочла поданное ей письмо.

– Итак, – проговорил наивный Милон, – то, что хотел начальник, будет исполнено нами.

– Мы сделаем это даже скорее, – заметил Мармузэ, – так как во время его отсутствия я уже занимался его делом.

– Что ты этим хочешь сказать? – спросила Ванда с удивлением.

– Я сейчас объяснюсь, – ответил Мармузэ.

– Посмотрим рукопись, – заметил, в свою очередь, Милон.

– Из этого письма вы видите, что рукопись Тюркуазы касается маркиза Гастона де Моревера.

– Да.

– Разве я не рассказывал вам в прошлом году, какое сильное волнение произвело в обществе исчезновение маркиза Моревера?

– Нет, рассказывал, даже очень подробно.

– Один из его друзей, – продолжал Мармузэ, – Монжерон, употреблял все усилия, чтобы раскрыть эту тайну.

– Мы и это знаем.

– Монжерон был вчера утром убит на дуэли.

– Кем? – спросил Милон.

– Своим старым другом, бароном Генрихом С.

– Но… причина этой дуэли?

– Монжерон любил одну женщину, которую ненавидел барон Генрих.

– И эта женщина?

– Не кто иная, как прекрасная садовница, у которой нашли три месяца тому назад восковую фигуру, изображавшую собой труп маркиза де Моревера.

– Итак, эта женщина теперь в Париже?

– Я провел часть этой ночи у нее.

И тогда Мармузэ рассказал удивленным Ванде и Ми-лону все подробности относительно его свидания с мнимой женой дона Рамона.

– А теперь, – сказал он, – дайте мне совет.

– Говорите, – ответила Ванда, – в чем он должен заключаться?

– Должны ли мы прочесть эту рукопись тотчас же, или же мне нужно удостовериться сперва в том, что прекрасная садовница не оставила еще Париж?