Разградский объяснил, что из Мариинского поста он поехал в Хунгари, где нашёл двух гиляков, которые взялись на трёх нартах отвезти запасы в Императорскую Гавань. Для верности и скорости он за сутки до выезда нарт послал своих собак с кормом для нанятых нарт в истоки реки Хунгари в летник Холдона, лежащий на половине пути от Хунгари до Императорской Гавани, а затем вслед за своей нартой отправился сам с нанятыми им гольдами. Выехав из селения Хунгари 27 января, они поехали вверх по реке Хунгари, которая здесь течёт на северо-восток и, проехав около 70 вёрст, ночевали в селении гольдов, состоявшем из двух юрт; 28 января, продолжая путь по реке Хунгари по румбам OS, О и NO и проехав до 70 вёрст, они остановились в юрте ночевать; 29 января они продолжали путь и после 70 вёрст дороги достигли устья Малой Иодамы, где в селении гольдов и остановились ночевать171.
У этого пункта собственно река Хунгари кончается. Следовательно, течение её около 220 вёрст. Отсюда идут две реки, составляющие Хунгари: Иодама и Уодама, или Большая Иодама; река Иодама течёт с севера-северо-востока, а Большая Иодама, или Уодама -- с запада-северо-запада. 30 января они сделали по этой реке около 70 вёрст и по возвышенности, отделяющей её от истока реки Мули, около 5 вёрст и остановились ночевать в селении орочон, где и догнали нарту с кормом. Отсюда до Императорской Гавани оставалось не более 200 вёрст (213
Пробыв здесь 31-е января, чтобы дать отдых собакам, Разградский отправил отсюда нагруженные запасами три нарты с двумя туземцами и казаком в Константиновский пост, а сам 1 февраля поехал обратно тем же путём. "Дорога от Хунгари в Императорскую Гавань, -- объяснял Разградский, -- ровная, не представляет препятствий и может быть совершена скоро, если только на пути, хотя бы в трех местах, заготовить предварительно корм для собак".
Хунгари течет по довольно широкой низменной долине, извилиста и имеет много островов. Её долина окружена горами, на которых значительные леса из ели, лиственицы, березы и ольхи. Она, по словам туземцев, изобилует различного рода рыбой, а её окрестности -- соболем и лисицами, почему зимой туда и приходит много промышленников. Последние имеют по реке весьма частые юрты для ночлегов.
Проезжая через Мариинский пост, Разградский узнал, что тунгусы с оленями, нанятые в Петровском, еще не приходили; между тем по сведениям, распространившимся среди местного населения, в Императорской Гавани терпели большую нужду.
23 февраля через туземцев я получил весьма грустное донесение от Н. К. Бошняка. Он писал мне от 30 января, что положение их весьма печальное: запасов нет, а цынга между командой "Иртыша" свирепствует; пять человек уже умерло. Командир болен, а офицер почти при смерти. "Я ожидал этого, -- писал мне Бошняк, -- иначе и быть не могло, потому что сюда, где всё было приготовлено только для зимовки 8 человек, вдруг собралось 75 человек и половина из них, то-есть команда "Иртыша", буквально без ничего. Уповаю только на бога и надеюсь, что скоро получим от Вас что-либо для облегчения нашей участи. Я, впрочем, удивляюсь, как еще смертность мала, ибо не только в такое позднее время, но и во всякое другое, люди, высаженные в пустыню и принуждённые в морозы жить в сырых избах, срубленных с корня, и при полном довольствии неминуемо заболевают. Я очень сожалею, что Н. В. Буссе, отправивший без продовольствия "Иртыш" в пустыню, не видит всех последствий своей эгоистической ошибки. Он убедился бы тогда в полной несостоятельности своих воззрений: проживать в Тамари-Анива, где люди были сразу же размещены в сухих зданиях и где можно достать продовольствие, не то, что в пустыне. Он задался какими-то неуместными политическими воззрениями, здесь гибельными и к делу не идущими. Не в таком же ли положении была бы и команда на Сахалине, как здесь, если бы следовать его неуместным воззрениям? Можно наверно сказать, что около половины её погибло бы от цынги".
"Надежда на бога и на скорую помощь от Вас, -- так закончил свое письмо Н. К. Бошняк, -- нас всех еще одушевляет и поддерживает, хотя я сознаю, что это сопряжено с большими препятствиями".