Подробно обследовав берега этого залива, составляющего северную оконечность Сахалина, мы не нашли и здесь ни одной бухты, закрытой и удобной для стоянки судов, и 19 июня вышли из него при ровном юго-юго-восточном ветре. Обогнув мыс Марии, около которого встретили довольно сильное и неправильное течение от востока и юга, мы легли вдоль западного берега Сахалина на юго-запад. Следуя этим курсом с описью и промером, около 4 часов пополудни увидели пролив, к которому по лоту я и начал лавировать по глубинам от 8 до 4 1/2 сажен (14,6–8,3 м). Не прошло и часа, как мы с глубины 6 сажен (11 м) вдруг сели на крутую банку. После тщетных усилий стянуться с нее посредством верпов мы принуждены были завести становой якорь. Вода между тем начала прибывать, транспорт било о твердое дно, угрожая большой опасностью. Только утром 20-го числа, после 16 часов утомительных трудов, мы сошли с этой мели. Ветер был тихий, с берега. Отойдя от банки на глубину 7 сажен (12,8 м), я бросил верп и послал на берег шлюпку и байдарку с лейтенантом Гревенсом и подпоручиком Поповым, приказав им исследовать пролив и бухту. К вечеру ветер задул от севера с пасмурностью, и мы немедленно вступили под паруса, но вскоре ветер засвежел так, что шлюпки не могли уже возвратиться на транспорт. Всю ночь мы продержались под парусами, лавируя в море. После полудня 21-го числа ветер начал стихать и отходить к югу; сделалось ясно. Пользуясь этим, пошли к берегу, а около 8 часов вечера Гревенс и Попов возвратились на транспорт и донесли, что в бухту ведет весьма извилистый между банками, довольно узкий канал, глубина которого до 10 футов; что бухта представляет огромный залив, закрытый от всех ветров; что этот залив вообще мелководен и наполнен банками; что берега его песчаные и почти безлесные; что самое глубокое место в заливе, имеющее до 3 1/2 сажен (6,4 м), находится у песчаного возвышенного холма, составляющего западный входной мыс в залив, положение которого, по наблюдению Попова, оказалось в широте 53°35' и долготе 142°30'; наконец, что, судя по разлогам виденных на западе песчаных холмов, можно предполагать, что этот залив соединяется мелководными проливами с лиманом Амура, но удостовериться в этом они не успели.
Залив этот, оказавшийся тем самым, который Гаврилов назвал заливом Обмана, потому что он принял его за Амурский лиман, я назвал заливом Байкал.
23 июня, при тихом юго — юго-западном ветре и ясной погоде, мы пошли отсюда с промером и описью вдоль берега, к мысу Головачева. Только что миновали меридиан этого мыса, как транспорт привалило к мели. Стянувшись с нее и отойдя на глубину 8 сажен (15 м), мы заштилили и бросили якорь в полутора милях от мыса. Густой туман и мрак продолжались до утра 25-го числа. Утром в этот день я послал к мысу Головачева две шлюпки с лейтенантом Гревен-сом и мичманом Гейсмаром с поручением осмотреть, не найдется ли входа в лиман около этого мыса. Офицеры, возвратясь на транспорт, донесли, что от мыса на запад тянется отмель, на которой глубина от 8 до 9 футов (2,4–2,7 м)[30]
, и хотя, следуя по этой отмели, они и попали на глубины от 4 до 5 сажен (7,3–9,1 м), но глубины эти отрывисты, а потому и входа в лиман около этого мыса не существует. Между тем с транспорта было замечено, что от мыса Головачева должна лежать поперек лимана банка, часть которой при малой воде обсохла.