Подвиги русских врачей

Русский врач Рейтлингер считал возвратный тиф социальной болезнью. Он писал: «На основании всех вышеизложенных исторических, географических и статистических данных мы убедились в том, что возвратная горячка является преимущественно там, где по каким-либо причинам образовалось скопление людей при худых условиях жизни: в переполненных людьми казармах, семинариях, тюремных замках и ночлегах рабочего класса, между рабочими строящихся железных дорог, заводов и фабрик, между бедными жителями городов и между деревенскими жителями во время голода после неурожаев. Независимо от климата, почвы и особенных топографических условий возвратная горячка является преимущественно зимой, т. е. тогда, когда народ наиболее страдает от худых условий жизни. С полным основанием мы можем назвать возвратную горячку „народной болезнью“, т. е. болезнью, причины развития и условия распространения которой заключаются не в климате, не в почве, а в особенном положении народа»[20].

Почти повсеместное появление возвратной горячки в России с 1864 г. и в столь громадных размерах объясняется переменами общественного положения и быта русского народа, т. е. освобождением крестьян от земли, как говорили тогда передовые русские люди.

В дальнейшем Рейтлингер возражал английским ученым и, в частности, знаменитому Мурчисону, указывая, что в распространении возвратного тифа в Великобритании ирландцами главную роль играли не биологические свойства ирландского народа, а чисто социальные условия жизни.

Московский врач Нейдинг совершенно правильно указывал, и это соответствует нашим современным воззрениям, что заразительность возвратного тифа меньше, чем сыпного. С точки зрения эпидемиологии это был огромный шаг вперед. Врач Обуховской больницы Цорн в своей диссертации доказывает, что возвратный тиф это совершенно самостоятельная болезнь, независимая от страшного «петехиального» (сыпного) тифа. То же подтверждали в своих диссертациях Горячев и Герман.

Уже Нейдинг совершенно трезво оценивал положение и писал: «Возвратная горячка — болезнь sui generis (особого рода), она не переходила в сыпной тиф; заразившиеся от возвратной горячки заболевали только возвратным тифом, а не сыпным тифом». Прозектор И. Эрихсон из Петербурга в одной статье «Несколько слов господам, отрицающим febrem recurrentem» на основании патологоанатомических исследований подтверждал точку зрения московского коллеги. Он же высмеивал и редактора «Allgemeiner Wiener Wochenschrift», поместившего совершенно несуразную статью об этой эпидемии.

Вообще же об эпидемии возвратной горячки помещалось за границей много вымышленного; так, в немецких газетах появилось известие, «что Петербург чуть ли не вымер от тифоидальной горячки и что в Обуховской больнице не только все больные, но и весь хозяйственный и медицинский персонал сделались также ее жертвой, так что правительство вынуждено было обратиться к французским, немецким и английским знаменитостям, прося их содействия»[21].

Таким образом, уже в первый период изучения возвратного тифа (до открытия возбудителя болезни) русские врачи утверждали, что возвратный тиф — это самостоятельная болезнь, что она заразительна, что распространение ее находится в теснейшей связи с социально-бытовыми условиями и что желчный тифоид не самостоятельная болезнь, а осложнение возвратного тифа.

Даром ничего не дается; за доказательства этих неоспоримых положений русские врачи платили дорогой ценой — тяжело переболел возвратным тифом Нейдинг, в Петербурге умер от «возвратной горячки» Г. Цорн — врач Обуховской больницы, написавший диссертацию о возвратном тифе; умер и его помощник P. Р. Шпенглер. Таких жертв было много.

Л. Рейтлингер, уже не раз нами упоминавшийся, в своем известном «Исследовании по истории, географии и статистике возвратной горячки в России» сообщал: «По сведениям, собранным нами о больницах города Петербурга, заболело чрезвычайно много людей из больничной прислуги и много врачей… Притом эти сведения заимствованы из скорбных листов 1866–1867 годов, когда эпидемия уже ослабела».

* * *