Подводная экспедиция

На учениях, когда мы начали прорываться через заслон «обороны», я плыл как раз за тобой. Я помню, как я выключил свой фонарь. После этого я ни за что на свете не мог бы сказать, куда я плыву — вверх, вниз, в сторону? А потом… — Он на мгновение задумался и покачал головой. — А потом что-то случилось, Джим. Честно тебе скажу, я до сих пор не знаю что. Врач сказал, что всему виной моя повышенная чувствительность к перепадам давления, из-за которой я потерял сознание, — может быть, и так. Все, что я помню — мой рассудок затуманился, перед глазами встала чернота, хотя чернота перед глазами была и до этого и я ничего не мог увидеть. Понимаешь, это трудно объяснить. А потом… — Эсков развел руками. — Потом я уже лежал на палубе небольшой рыболовной шхуны. Они вытащили меня своей сетью.

— Но извини, Боб… — не выдержал я.

— Я знаю, — кивнул он. — Я пробыл в воде очень долго. Мне потом сказали, что у меня уже не осталось кислорода. Но я был жив. На шхуне не было радиостанции, а ее команда не хотела менять курс и доставлять меня в академию. Поэтому они приплыли со мной в свой родной порт. Оттуда связались с академией. В порт прибыл дежурный медицинский офицер с подводной базы и забрал меня в госпиталь.

— Но все-таки, из-за чего ты отключился? Он невесело посмотрел на меня.

— Врач задал мне кучу глупых вопросов по этому поводу. Сначала он решил, что дело было в неисправности акваланга, но когда техники составили рапорт, стало ясно, что это не так. После этого врач потрепал меня по голове и сказал, что некоторые люди плохо переносят пребывание под водой и, в конце концов, жизнь «сухопутной крысы» — это вовсе не так уж плохо…

— Боб, тебя отчисляют? — вытаращил я глаза.

Он улыбнулся и похлопал меня по плечу, но его улыбка была вовсе не радостной.

— Не совсем так. Не совсем так, но очень близко к этому. Там, в госпитале, как только я смог сидеть и отвечать на вопросы, мне устроили собеседование. Я как-то сумел убедить их, что вся эта история могла произойти из-за неисправности акваланга. Они решили дать мне еще один шанс. Но я уже вишу на волоске, Джим. Быть отчисленным по состоянию здоровья — это вовсе не позор, но мне не важно, почему меня отчислят. Я должен остаться здесь! Ты понимаешь, любая зацепка со стороны начальства — и я вылетел.

— Боб, здесь какая-то ошибка, — возмущенно сказал я. — Это несправедливо! Может быть, все дело и вправду в дрянном акваланге. Они не могли включить тебя в «черный список», пока не разобрались во всем наверняка.

И потом — разве они не знают, какие у тебя оценки? Подводная гимнастика, другие дисциплины… В ответ на мои слова он даже не улыбнулся.

— Конечно, они знают, Джим. Ты можешь подтвердить, что с другими предметами у меня все в порядке. Но они написали, что с первого дня пребывания в академии я не смог найти общего языка с другими курсантами, ходил задрав нос, не делал нужного количества отжиманий, и все в том же духе…

— Но… — Я не находил слов.

— Никаких «но»! Дело обстоит именно так, Джим. Не буду врать, я не накачал себе мощной мускулатуры за это время — но разве другие ее накачали? Во всем, чем мы здесь занимаемся, я никогда не был в числе худших. Но нашлись люди, сказавшие обо мне противоположное.

— Что это за люди? — не веря своим ушам, спросил я. — Кто мог наплести такое?

— Этот человек говорил очень убедительно, Джим, — негромко ответил Эсков. — Это он, твой хороший приятель. Он приехал прямо в госпиталь и выглядел образцовым курсантом-подводником, когда отвечал на вопросы. Ты знаешь, о ком я говорю, — курсант-капитан Брэнд Сперри собственной персоной.

6 ПЛАВАНИЕ НА «ПОКАТЕЛЛО»

В свое второе лето в академии я едва не повстречался с дядей Стюартом.

Теперь я был уже не тем неуклюжим молодым «салагой», который два года тому назад стоял перед коралловыми воротами академии. Мы прошли через многое. Два суровых года муштры, работы и учебы, конечно, не превратили нас в настоящих офицеров-подводников, до этого пока еще было далеко, но кое-что из сухопутных привычек безвозвратно ушло в прошлое. Я мог нырять без акваланга на глубину двенадцать метров, погружаться с аквалангом на двести метров, а в специальном костюме с иденитовым покрытием заплывать на ту глубину, на которую был рассчитан такой костюм. Я на память знал обязанности каждого члена экипажа на любом боевом корабле подводного флота. При крайней необходимости мог нести вахту за любого члена экипажа — и не важно, о чем при этом шла речь, о приготовлении яичницы на команду в восемьсот человек или об управлении судном при входе в самую неудобную гавань.