Подводная лодка (The Boat)

Неожиданно увеличенные фотографии начали шевелиться. Я изо всех сил уставился на редкие усы Младенчика, но танец картинок продолжался. Неожиданно меня снова посетили воспоминания о пухлом коммивояжере, который подвез меня в своем потрепанном Опеле. Он считал нужным повторять свою философию жизни каждые пятнадцать минут: «Любая женщина не откажет! Поверь мне — любая женщина. Происхождение не имеет значения. К ней только нужно правильно подойти, вот и все».

Я заставил себя открыть глаза и видение поблекло. Что за пласт памяти изверг это отвратительное создание? Это было пять лет назад — больше, чем пять лет. Мои мысли никогда прежде не возвращались к нашей встрече, и все же я отчетливо видел пучки волос, выбивающиеся из его ноздрей, массивное кольцо с печаткой на его пухлом пальце. Тембр его голоса вернулся ко мне, точный в каждой своей детали: ««Любая женщина не откажет…»

Я сделал новую попытку повернуть свои мысли в ином направлении, но это было сродни попыткам запустить рукояткой дохлый двигатель: несколько вспышек вполсилы, и снова ничего.

Потом я попытался опустошить свое сознание полностью, но вакуум не был идеальным — снизу подбирался страх. Сколько уже часов мы лежим на морском дне? Когда мы погрузились, была примерно полночь — по корабельному времени, по крайней мере, хотя корабельное время было не только несоответствующим нашему географическому положению, но и отличалось еще на дополнительный час. У нас было немецкое летнее время. Это что означало — надо прибавлять или вычитать? Я не смог решить эту задачу — даже с такой простой проблемой не смог справиться. По корабельному времени должно было быть по меньшей мере 07:00, слишком поздно для каких-либо попыток подняться в предрассветных сумерках. Мы должны будем ждать возвращения темноты.

Сейчас на британских камбузах должны готовить огромные количества яиц и бекона, которые англичане считали обязательным началом дня. Мысль о еде чуть не вывернула меня наизнанку — я быстренько выбросил ее из головы.

Командир только лишь намекнул, что мы должны всплыть до рассвета, лишь чтобы подбодрить нас. С его стороны весьма умно было не связывать себя какими-либо обещаниями. Притворный оптимизм? Чепуха! Поддержать боевой дух в своей команде — вот его единственная мотивация.

Целый день здесь на глубине — и быть может, еще дольше. И все время с этой трубкой во рту. О Господи!

***

Второй помощник прочистил горло. Я пронырнул сквозь слои сна и оказался на поверхности. Мои веки конвульсивно замигали.

Я потер глаза костяшками указательных пальцев. С тяжелой, свинцовой головой, с болью в глазах и еще большей болью у основания черепа. Проклятый слоновий хобот! Второй помощник все еще был единственным представителем хоботных в пределах видимости.

Я хотел узнать, который час. Наверняка время уже пополудни. Мои часы были хорошим приобретением. Швейцарские, RM 75. Дважды терялись и чудесным образом снова находились каждый раз. Хотелось бы знать, где они сейчас. Никто не мог их стянуть.

Неизменное молчание. Ничего — как бы тщательно я ни прислушивался. Никакого шума вспомогательных механизмов, все та же мертвенная тишина. Регенеративный патрон лежал на моем животе, как каменная грелка с горячей водой.

Время от времени кто-то с замасленными руками проходил через кают-компанию. Были ли в корме все еще нерешенные проблемы? Улучшилось ли наше положение, пока я спал? Не появилась ли новая надежда? Нет смысла спрашивать — все были очень таинственны.

В таком случае, откуда же я знаю, что компасы — гирокомпас, магнитный, все — снова в работе? Узнал ли я это во время своего сна? Горизонтальные рули были заклинены и их перемещение ограничено, но это знали все еще до того, как я отключился.

А как там насчет протечек? У Стармеха есть план, но верит ли он все еще в него? Мне это пошло на пользу — потерять связь с происходящим. Я даже не знаю, сколько времени я проспал.

В какой-то момент кто-то что-то сказал. «Мы должны поднять ее, как только станет темнеть». Естественно, голос Старика. Он все еще отзывается во мне: «…должны поднять ее… станет темно…»

Сколько часов до наступления темноты? Наступление ночи — это должно быть хорошо. Какая жалость, что мои часы потеряны.

Глядя вокруг, я обнаружил, что наша собачка, плетеная из пальмового волокна, больше не свисает с подволока. Я не смог найти ее под столом, поэтому соскользнул с койки и встал на четвереньки. Полумрак был населен морскими ботинками и жестянками с пищей. Черт, битое стекло! Я наткнулся на подушку Стармеха. Еще я нашел полотенца и перчатки, но не нашел наш амулет, собачку, плетеную из пальмы. Сколь ни ничтожна она была — это был наш талисман и ему нельзя было позволить исчезнуть. Чертов беспорядок!

Когда я снова уселся, мои глаза упали на второго помощника. Собачка была прикреплена к его левой руке. Он крепко спал, обнимая ее, как куклу.

***