Он протянул руку к измочаленной странице головоломок. «Эй», — произнес он через некоторое время, «в каком случае сорок пять минус сорок пять даст в результате сорок пять?» Я знал, что бессмысленно пытаться продолжал читать — он всего лишь повторил бы свой вопрос еще раз. Стармех не выносил, когда другие были заняты, когда он заходил в тупик. Я стал озирать фанерную панель на противоположной переборке. Я знал на ней каждую линию до малейшей детали, каждую трубу и заклепку на подволоке, андалузскую красотку на стене, маленькую фигурку собачки с безумными стеклянными глазами, которая была нашим талисманом. На сейфе кают компании на цепочке как обычно раскачивались старомодные карманные часы Стармеха вместе с маленьким ключиком для заводки. На фотографии, изображавшей спуск на воду подлодки U-A, скопилась пыль. Занавеска над койкой второго помощника раскачивалась туда-сюда. Третье кольцо занавески, считая с левой стороны, отсутствовало.
Я мог бы нарисовать каждую деталь по памяти.
«Ни единого корабля, зато полно всякого дерьма», — услышал я, как Жиголо пытается сложить стихи в центральном посту.
Он был прав, говоря о грязном бревне. Его происхождение было загадкой. Кругом нас одна вода, и все-таки ежедневная приборка выявляла осадочные отложения под кокосовыми матами и настилами.
Я наблюдал, как корабельная муха прогуливается по лицу андалузской красотки, висевшей на стенке рундука. Она остановилась как раз под её левой ноздрей, затем неторопливо проследовала к персиковой шее девицы. Здесь она остановилась, изображая родинку. Время от времени она поднимала задние лапки и потирала их друг о друга.
Я соскользнул на своем сиденье пониже и развалился там, как плохо наполненный мешок муки, упираясь коленками в край стола для опоры.
Даже у мухи кончились все идеи. Пристроиться на красотке и дремать — казалось, это стало пределом её амбиций.
Пришёл дневальный, чтобы накрыть стол к ужину. Он спугнул мою муху. Жаль.
Командир был в центральном посту, бормоча что-то над картой самому себе. Он с точностью школьного учителя отложил в сторону параллельную линейку и карандаш и взобрался в боевую рубку.
Я остался в центральном посту, облокотившись на хранилище для карт и пытаясь читать. Вскоре Командир спустился по трапу вниз.
«Этот темп убивает меня», — произнес он с сердитым видом. Он три или четыре раза прошелся по центральному посту, подобно тигру в клетке, затем уселся рядом со мной и стал сосать незажженную трубку. Я опустил свою книгу, потому что почувствовал, что он хочет поговорить. В молчании мы оба уставились в пространство перед нами.
Я ждал, когда его прорвет. Он пошарил в своем кармане и выудил смятое письмо, написанное зелеными чернилами. «Вот», — сказал он, постучав пару раз по нему костяшками пальцев, «я только что перечитал его. Бог мой, они совершенно не представляют, как мы живем». Зеленые чернила, как я знал, были торговым знаком его подруги, вдовы летчика.
Командир энергично потряс головой, выпятив нижнюю губу. «Сказано достаточно», — резко произнес он с неожиданной суровостью и сделал жест рукой, как бы вытирая свою запись на воображаемой школьной доске.
Ну хорошо, подумал я, не хочешь говорить — не надо.
Хотя улучшение погоды позволило нам держать верхний люк открытым, кубрик старшин ужасно вонял заплесневелым хлебом, гниющими лимонами и сосисками, испарениями масла из машинного отделения, мокрыми штормовками, резиновыми сапогами, матросским потом и запущенными гениталиями.
Распахнулась дверь в переборке, и миазмы дизельных паров ворвались в отсек вместе со сменившейся машинной вахтой. Проклятия и ругательства, стук дверей рундуков. Френссен неожиданно разразился будто бы пьяной песней. Слова, как обычно, были непристойными.
«Господи, пивка бы сейчас выпить!»
«Чудненького и холодного, с доброй белой шапкой пены сверху. Выстроить с полдюжины и высосать их одну за другой. Хлюп-хлюп!»
«Заткнись, а то меня жажда начнет мучить».
«А я бы не отказался от кальвадоса или джина, вы только представьте себе это. Боже, какие фантастические напитки с джином смешивали раньше на старой «Карибии» — Белая Леди, Коллинс. Не могу вспомнить их все — но среди них нельзя было выбрать лучшее, так все были хороши».
«Я сказал, заткнись!»
Неясный звук, за которым последовал сильный удар и снова проклятия. Должно быть, один из старшин швырнул книжку. Я перевернулся и стал думать о возлияниях. Я никогда сознательно не напивался. А теперь было бы самое время попробовать, если бы мы не находились в плавучем доме для трезвенников. Ни капли алкоголя на борту, не считая полбутылки пива на нос, которые оставались после нашей выходки со свининой в капусте. Была еще бутылка бренди, но Командир держал её под замком в своем рундуке для медицинских целей.