Подводная одиссея. "Северянка" штурмует океан

Перед нашими глазами, выхватываемая лучами светильников из вечной ночи океанических глубин, медленно проходит сельдь. Но что это? Рыба совершенно неподвижна, она как бы в оцепенении. И в разном положении! И спиной вверх, и, как капля, головой вниз, и по диагонали — десятки, сотни неподвижных сельдей. Странная какая-то рыба! Почему она безжизненна? Лодка вся в зареве прожекторов, а сельдь, как известно, боится света. Может быть, это погибшая в результате какой-то эпидемии рыба или просто–напросто отход промысла — сельдь, выброшенная из сетей? Неясно.

Первое очарование сменилось деловой озабоченностью. Сережа через спускной кран глубиномера берет пробу воды для химического анализа, а затем включает регистратор радиоактивных излучений. Загорелся рубиновый глаз термосолемера. Виктор тоже начал брать первые отсчеты. Китаев и Радаков укрепляют возле иллюминаторов киноаппараты, гоняя Бориса Соловьева от одного иллюминатора к другому. Я, раскрыв на коленях вахтенно–наблюдательный журнал, стараюсь сформулировать первые впечатления.

Проходит час, другой. Мы самым малым ходом продвигаемся среди парящих в холоде и мраке океанской глубины не подающих признаков жизни скоплений атлантической сельди. Рыба крупная, жирная и с виду не имеющая никаких дефектов, но совершенно неподвижная. Всегда предполагали, что сельдь в это время года наиболее пассивна. Но сейчас мы столкнулись с ярко выраженной, по крайней мере внешне, безжизненностью. Случайность? Пока неизвестно.

Идет непрерывное наблюдение. Научная группа еще во время перехода была разбита на две смены по три человека в каждой. Первая смена — это Радаков, Потайчук, Китаев. Вторая — Соловьев, Фомин, я. Сейчас это расписание начало действовать. Двое ведут наблюдения в бортовые иллюминаторы и обо всем увиденном сообщают третьему, сидящему возле эхолотов. Обязанности третьего многообразны: вести вахтенный журнал, делать пометки на лентах эхолотов, брать пробы воды, измерять температуру, соленость и освещенность, а также через вахтенного по отсеку поддерживать связь с командным пунктом лодки. Этим третьим по очереди становятся и первый и второй. Иначе нельзя — за 20—30 минут безотрывного наблюдения в иллюминатор от большого напряжения устают глаза.

Сейчас, в ночь с 5 на 6 января 1959 года, «Северянка» медленно пробиралась на глубине 80 метров среди непрерывного скопления сельди. Оба без устали стучащих эхолота показывали, что слой, в котором она заключена, начинался на глубине 60 метров и заканчивался на 120 метрах, но больше всего было рыбы на глубине 80 метров. Сравнение увиденного в иллюминатор с лентами самописца позволило уверенно заключить, что каждый коричневый полумесяц на эхограмме — запись отдельного экземпляра сельди.

Подсчет рыбы, наблюдаемой через иллюминаторы и по записям эхолотов, нарисовал картину, которая оказалась для нас неожиданной — на 17—18 тысяч кубометров воды приходилась только одна сельдь! Жидковато! Взгляните, пожалуйста, на фотографию ленты эхолота, и у вас создастся впечатление, что записано сплошное скопление рыбы. Так думали и мы, пока не сделали подсчет.

Интересно, а целесообразен ли лов при такой небольшой плотности скопления? Нам очень хотелось бы это проверить. Но для этого нужно снова разыскать «Месяцева». Да и сельдь, которую мы видим, вызывает у нас сомнения — живая ли она все-таки. Но мы ее все равно «оприходовали» в журнале: какой процент прямо, сколько хвостом вверх, сколько по диагонали и т. д.

Около семи утра Виктор заметил, как одна из «висевших» головой вниз рыб зашевелилась и какими-то робкими рывками пошла вглубь.

Затем мы с Борисом увидели, что сельди, попадая в наиболее яркую часть освещаемого пространства, начинают как бы пробуждаться. Чем ближе рассвет, тем больше таких «оживающих» сельдей. К восьми утра не только попадающие в центр светового луча, но и все находящиеся в поле зрения наблюдателя сельди стали проявлять отрицательное отношение к свету и уходить от него — большая часть вниз, а некоторые в сторону со скоростью 30—50 сантиметров в секунду. А еще через полчаса мы уже не видим ничего. Эхолоты фиксируют сельдь над нами и под нами, но она уходит раньше, чем мы можем заметить ее в иллюминаторы. Эхолоты отмечали, что вся масса сельди постепенно спускается все ниже и ниже, и, наконец, после девяти утра рыба остановилась на недоступной для нас глубине. Обычная утренняя вертикальная миграция сельди свершилась.

Борис в журнале подводит черту под колонками цифр и спрашивает: «А который час?», хотя время — день, час и минуты наблюдений — отмечается в журнале постоянно. И только посмотрев на часы не машинально, все замечают, что без отдыха прошли чуть ли не сутки.

Позавтракав, собираемся ложиться спать. В этот момент гулко хлопает переборочная дверь и появляется Масленников, увешанный аппаратурой, являющей собой последнее слово киносъемочной техники.

— Где она? Откуда удобней снимать?