Интерес к плаваниям первой научной субмарины был настолько велик, что заставил директора ВНИРО Викентия Петровича Зайцева, технолога по рыбопродуктам, сойти со своей административной орбиты и на десять дней обрести полномочия начальника первой научно–исследовательской подводной экспедиции. Кроме того, для участия в испытаниях подводной лодки были приглашены сотрудники ВНИРО — кандидат геолого–минералогических наук Давид Ефимович Гершанович и специалист по тралам инженер Ксенофонт Леонидович Павлов, а из Полярного института кандидат географических наук Олег Николаевич Киселев, хорошо знающий мурманское побережье Баренцева моря. Для проверки работы приборов решил поехать и инженер–электрик нашей лаборатории О. Соколов. Итого девять научных сотрудников, то есть почти вдвое больше против нормального штата. Все же порешили, что десять дней — срок небольшой, как‑нибудь перебьемся, тем более что рядом будет сопровождающий корабль с душем и теплыми постелями. Но в тот момент мы забыли, что, кроме нас, на белом свете еще существуют корреспонденту, которые умеют заставить потесниться кого угодно и доказать, что и подводная лодка может быть «резиновой». Среди них были и довольно известные — Тимур Гайдар («Правда»), с которым мы учились в военно–морском училище им. Фрунзе, и Ярослав Голованов из «Комсомолки».
30 ноября 1958 года пришло известие с завода, где готовилась «Северянка», о завершении переоборудования и готовности лодки к плаваниям.
Мы торопимся и в Мурманск летим самолетом. Нас провожают родные и сотрудники. Настроение приподнятое, и перед самой посадкой в самолет все вместе успели торжественно осушить бутылку шампанского за успех. На этот раз плавание предстояло необычное, и мы, не скрою, волновались. Может быть, поэтому проводы получились особенно теплыми, и понятно, что желание «не подкачать» укрепилось еще больше.
Заполярье в Мурманске чувствуется сильно, но определяется не температурой — в Москве мороз был не меньше, — а тем, что дневного света здесь в это время года почти нет и электрическое освещение на улицах чуть ли не круглые сутки. Мурманск — столица рыбаков. Правда, у него в последние годы пальму первенства настойчиво оспаривает Калининград, но пока здесь больше и рыболовных судов, и рыбаков–мореплавателей, и больше они добывают рыбы.
Мы идем по широким прямым улицам города. Высокие красивые дома от подножий скал спускаются к Кольскому заливу, но сейчас он из‑за тумана не виден: слишком сильно парит залив — мороз трескучий, а вода — ответвление теплых струй Гольфстрима — не замерзает.
И мы пошли навстречу мраку и туману, туда, где у одного из причалов, готовая к дальнему броску, приютилась наша «Северянка».
Среди косм тумана, временами разрываемого огнями прожекторов, мы еще издали увидели подводную лодку. Застыв на черной воде, она напоминала неподвижную гигантскую рыбину. В воде лодка сидит глубоко, причал высок, и мы смотрим на нее сверху. Корпус окрашен в стальной цвет, узкая полоска носовой и кормовой палуб черная. На взметнувшейся рубке сверкающая белая надпись — «Северянка».
С благоговейным и в то же время тревожным чувством мы молча вглядываемся в большую стальную сигару, в которой предстоит провести много дней и ночей.
Было время отлива, и трап, ведущий с причала на лодку, был настолько крут, что спускаться по нему казалось удобнее всего на четвереньках. Но мы и несколько прибывших журналистов вынуждены потесниться: к трапу лихо подкатил грузовик. С него спрыгивают матросы и с видимым удовольствием от физической работы на морозе начинают выгружать мясо — целыми тушами. За мясом следуют разного вида и размера ящики и мешки, тоже с продуктами.
Вдруг где‑то внизу, между очень выпуклым бортом лодки и высоким причалом, на котором мы все еще топчемся, раздается какое‑то шипение и характерный треск электросварки. Носовая часть лодки озаряется голубоватыми вспышками: стоя на небольшом плотике, сварщики заканчивают монтаж крепления для подводного светильника.
В общем, суеты нет, но чувствуется напряжение людей, торопящихся успеть вовремя.