Подводник с U-505 (ЛП)

Геблер Ганс Подводник с U-505

Геблер Ганс

Подводник с U-505

Перевод: Кавун Юлия (av2319@comtv.ru)

Feldgrau: Текст представляет собой краткий отрывок частной автобиографической публикации Ганса Геблера "Стальные лодки, железные сердца". Ганс, который, к несчастью скончался в 1999 г., мог рассказать поистине поразительные истории о своей жизни подводника на лодке U-505 во время Второй Мировой войны. Этот очерк рассказывает об атаке союзнического флота на U-505 в 1943 г. во время ее пребывания в Атлантике, и о драматических последствиях этих событий: единственном известном случае самоубийства командира немецкой подводной лодки.

 

Следующий ниже текст представляет собой краткий отрывок частной автобиографической публикации Ганса Геблера "Стальные лодки, железные сердца". Ганс, который, к несчастью скончался в 1999 г., мог рассказать поистине поразительные истории о своей жизни подводника на лодке U-505 во время Второй Мировой войны. Данный отрывок был милостиво предоставлен этому сайту Джоном Ванза. Этот очерк рассказывает об атаке союзнического флота на U-505 в 1943 г. во время ее пребывания в Атлантике, и о драматических последствиях этих событий: единственном известном случае самоубийства командира немецкой подводной лодки.

Я лежал на своей койке в предрассветный час 23 октября, когда вдруг почувствовал, что дышу свежим воздухом. Мягкое рокотание за бортом, сменившееся через мгновение стуком дизелей, подтвердило, что мы были на поверхности. Воздух был прохладный и свежий, и мне страшно не хотелось покидать мою койку. Однако у меня были обязанности, которые я должен был выполнять, и мне пришлось сделать это. Хотя на самом деле принципиальных изменений в состояние койки это не внесло: я знал, что кто-нибудь другой обязательно уляжется на нее еще раньше, чем простыни успеют остыть. Через несколько минут я был уже одет и находился на своем посту в рубке управления. Сегодня Жех выглядел еще более возбужденным, чем всегда, карабкаясь между рубкой и мостиком как нервный кот. Однако я не обратил на него особого внимания, т. к. мои мысли были заняты корабельным Доктором, который, как обычно, пытался похитить мой завтрак: миску с так называемой "Kujumble Eis". Эта смесь из крошенного льда и малинового сиропа, пользовавшаяся особой популярностью у команды, строго ограничивалась нашим поваром Тони. Он придерживался мнения, что Доктор был слишком толст и тем более никогда не давал ему ничего сверх положенной порции. "Этот человек ест слишком много! Он кладет в свой топливный бак больше, чем любые двое из нас" - любил повторять Тони. Понятно, что это делало Доктора еще более одержимым идеей приобретения замороженной сладости. Несколько раз в день он, бывало, просовывал голову в рубку, дабы поглядеть, не оставил ли кто-нибудь там без присмотра миску с вожделенным веществом. С гордостью могу сказать, что воспользоваться моей невнимательностью ему никогда не удавалось.

День прошел на редкость спокойно, как будто мы были на курорте. Мы погрузились сразу, как только зарядились батареи, и не всплывали уже до глубокой ночи. Тем злополучным вечером, когда мы услышали этот слабый отдаленный грохот, я вновь был на дежурстве. Через несколько часов громыхание стало громче и четче, и мы поняли, что это были звуки взрывов глубинных бомб, долгие серии которых то прекращались, сменяясь тишиной, то возникали опять. Барабанный грохот бомб, казалось, очень взволновал Жеха.

Около полудня 24-го мы снова услышали звуки разрывающихся в отдалении бомб. Вообще-то мы часто раньше слышали этот шум, но никогда еще это не продолжалось так долго. Мы знали, что где-то какой-то подлодке приходится очень нелегко.

Через несколько часов шум мало-помалу стал громче, иногда затихая ненадолго, а затем возобновляясь еще ближе, чем раньше. Не будучи склонен драматизировать, скажу однако, что он начал звучать для меня как продолжительный барабанный бой военной похоронной процессии, медленно приближаясь к нам ближе, чем когда-либо.

Через шесть полных часов этого отвратительного грохота Жех уединился в своем кубрике, закрыв за собой шторы. Иногда он вызывал в к себе для доклада радиста и акустика, но сегодня от него ни звука не было слышно. А тем временем мы продолжали придерживаться курса, пролегающего в квдрате CF5424. После заката разрывы стали довольно громкими. Все мы в рубке спрашивали себя какого черта Жех нежился у себя в кубрике, когда этот жуткий грохот с каждой минутой становился все ближе.

Ровно в 19.48 акустик ворвался к нему и доложил о шумах двигателя. И тогда, наконец, он раздвинул шторки и вышел. Когда он проходил мимо меня, я заметил, что его лицо было пепельно-серым. Однако вместо того, чтобы отдавать приказания, Жех забрался по трапу в пустующую боевую рубку, после чего вся дежурная смена переглянулась в полной растерянности, молча спрашивая друг друга, что он делает там наверху.