Колышкин бежит в нос слушать взрывы. Глухой отдельный, но мощный звук настигает его во втором отсеке. Этот звук знаком Ивану Александровичу по испытаниям боевых торпед в мирное время. И, встретив недоуменный взгляд лейтенанта Шарова, Колышкин радостно кивает ему головой.
– Да, да, это взрыв.
Этот взрыв, смерть и разрушение – это месть за смерть наших людей, за разрушение наших городов и сел принесла советская подводная лодка ненавистному врагу. Кровь за кровь, смерть за смерть! Угроза призраком будет теперь бродить за противником! Нигде не укрыться ему от нашей мести! На земле нет для него безопасных мест! Бутов смотрит на часы. Стрелка показывает ровно четырнадцать. Назад и побыстрее! Сейчас у врага переполох, сейчас он бросится в погоню, чтобы найти и наказать дерзких. Легкое оживление азарта атаки спадает. Вновь в отсеках слышна только четкая разноголосица работающих механизмов. Лодка спешит к выходу в море, к свободе, к жизни. Командир на мгновение поднимает перископ. Прямо по носу желанный выход из фьорда. Он еще далек. В его приветливом просвете знакомый дозорный катер, медленно идущий навстречу.
– Ну, ходи, сторожи, считай чаек!..
Вновь в напряженной тишине лодка пропускает над собой незадачливого сторожа и вырывается из фьорда. А враг уже поднял тревогу. За кормой слышны отдаленные подводные взрывы. В перископ командир видит: занимая всю ширину фьорда, строем фронта идут три катера, среди них старый знакомый дозорный. Потрясаемая взрывами вода встает над ними серыми холмами.
Поздно хватились! Видно, сильно обалдела охрана вражеской гавани. Лодка уходит в морские просторы. За кормой утихает бомбежка бессильного в своей ярости врага.
– Ну, командир, поздравляю с первой победой! – горячо говорит Колышкин.
– Вас с тем же, товарищ капитан второго ранга, – отвечает Фисанович, и они обмениваются крепким рукопожатием.
Напряжение, сжимавшее душу молодых моряков несколько долгих часов, спадает. Люди наполнены радостью боевой победы, гордостью за совершенный подвиг.
– Команде обедать.
Обед опоздал, и все изрядно проголодались.
– Прозвоним чарками, – говорит Каратаев, и его широкое лицо озаряется улыбкой.
– Во славу советского оружия! Первую пьем за первую нашу победу и, как говорится, дай бог не последнюю!
У всех сияющие, гордые лица. Матросы и старшины делятся впечатлениями.
– Ты слышал взрыв? Точь-в-точь такой, как в Полярном, когда новый причал строили и грунт рвали.
–
– А я на свой глубиномер и посмотреть не успел, мне в этот юмент шесть узлов скомандовали.
– Ну, они ему доложат, что утопили нас. Врать им не привыкать.
– Первый боевой выстрел в истории «малюток»!
– Вообще, здорово получилось.
В лодке становится недопустимо шумно. Распоряжение командира вновь водворяет порядок, и четко регламентированная жизнь подводного корабля вступает в свои права.
На следующий вечер подводная лодка шла у вражеского берега в поисках новой цели. Противник явно стал осторожнее. Два самолета просматривали район. Лодке пришлось уйти поглубже и переждать. Затем пропустили два быстроходных катера, промчавшихся вдоль берега на запад. Враг к чему-то готовился. Наступившие сумерки стерли четкие очертания берега, и он сплошной темной стеной подпирал край посеревшего неба. Близилась полночь. Командир напрягал зрение, вертясь у перископа. Светлое расплывчатое пятно на фоне берега привлекло его внимание. Оно как будто двигалось. Хотя, может быть, птичий базар…
– Товарищ капитан второго ранга, взгляните, пожалуйста, что за пятно?
Колышкин прильнул к окуляру.
– Темно. По-моему, транспорт, командир.
– Шумихин, слушайте по левому борту, – приказывает Фисанович.
– Тридцать четыре градуса левого борта, шум винтов, – докладывает акустик.
Подозрительное пятно видно в перископ в том же направлении. Значит, транспорт. В атаку! Лодка быстро ложится на боевой курс. Теперь явно виден изящный пассажирский пароход. Белый бурун перед ним выдает присутствие катера, почти неприметного на темном фоне.
– Аппарат номер два, на «товсь», – докладывает из первого отсека старшина Серегин.
Командир устанавливает перископ на угол упреждения. На нить перископа наползает красиво изогнутый форштевень парохода, затем наклоненная назад фок-мачта. Это точка прицеливания.
– Аппарат… пли!