Дым медленно рассеивался. Взгляду открывались разорванные тела, лужи крови. Шевелились, пытались ползти раненные. Мануэль Кадура и Хосе Саланта были, несомненно, мертвы. Капитан в неестественной позе лежал на помосте, а голова стармеха болталась на перебитой осколком шее.
Кэт зажала рот руками и давила в себе порывы рвоты.
— Ты слишком брезгливая для журналистки, — вполне спокойно проговорил Джон, выключая камеру.
— Почему ты не снимаешь?
— А что уже снимать? Все равно кровавые трупы показывать на нашем канале нельзя, все прикроют «квадратиками».
Джон осмотрелся — Джеффри бесследно исчез.
— Давай посмотрим, как все было, — предложила немного пришедшая в себя Кэт. Ей необходимо было чем-то себя занять.
— В камере будет то же самое, что и на улице. — Джон тем временем, вопреки своим же словам, отмотал и включил запись.
Тележурналисты смотрели на экран. Там показалось все еще мирное кафе. Джеффри Гранд сидел за столиком и беседовал с капитаном и стармехом «Вест Стар». Затем громыхнул взрыв, изображение на камере дернулось.
— Дальше не надо, — сказала Кэт. — Снова отмотай. Дай сам момент взрыва, покадрово дай.
— Нет проблем, — согласился Джон.
Он отмотал запись. На экране запрыгали отдельные кадры, мало отличимые друг от друга. Сам момент взрыва уложился в нескольких из них. Теперь было точно видно, что взорвалось.
— Это был портфель, оставленный под соседним столиком, — прошептала журналистка.
— Тебе бы следователем работать, — проговорил Джон, заинтересовавшись. — А как он туда попал?
— За мной не одно журналистское расследование, — похвалилась Кэт Симпсон.
Вновь стали отматывать запись к началу. Журналистка так разволновалась, что вновь закурила. Джон отмахнулся от дыма, приспустил стекло.
— Вот кто его оставил. — Кэт накрашенным ярко-желтым лаком ногтем указала на араба, покинувшего столик и оставившего под ним портфель.
Голова его была обмотана «арафаткой» так, что лица практически не рассмотреть. Кассета загудела на перемотке. Джон отыскал место, когда по записи араб входил в кафе. Все сходилось. В руках он нес портфель, заходил после того, как в кафе поднялись Джеффри со своими спутниками.
— Совпадение или…
Кэт не успела договорить. В дверцу микроавтобуса постучали. Она скосила глаза и ойкнула. В окно заглядывал тот самый террорист в «арафатке», а из натянутого на кисть правой руки рукава на тележурналистов был нацелен ствол пистолета.
— Кассету сюда давай, — тихо проговорил он на плохом английском.
Джон замешкался.
— Ты не понял? — переспросил убийца.
— Он сейчас отдаст, — испуганно произнесла Кэт.
Джон неохотно выщелкнул кассету, протянул ее в окно. Террорист ловко опустил ее в один из многочисленных карманов камуфляжа, приложил палец к губам, а потом провел ладонью по шее, давая понять, чем может окончиться для журналистов излишняя болтливость, после чего торопливо зашагал прочь.
— Надо его задержать, — предложил Джон.
— Ты сам его собрался задерживать? — нервно выкрикнула Кэт. — Даже полиция пока не приехала. Я еще жить хочу. Такой материал увели!
— Тогда пошли снимать. Потом полиция нас туда не пустит.
— Сам иди. — Кэт поджала губы.
— Не забудь, у тебя в руках зажженная сигарета. Дотлеет до пальцев, обожжешься.
— Все я помню. Вот урод!
— Не боишься одна в машине оставаться? — Оператор открыл дверцу и спрыгнул на землю.
— Самое страшное уже случилось.
— Но не с нами, — неудачно пошутил Джон.
Он захлопнул дверцу и пошел к кафе, на ходу вскинув камеру на плечо.
Глава 11
Первоначальный план побега Кати Сабуровой не сработал. Она рассчитывала использовать привлекательность и молодость — свою и Хельги. Несколько выверенных взглядов, жестов, якобы томный вздох могли снести «крышу» любому молодому повстанцу. К тому же перед ними были европейки, а редкость всегда ценится дороже. Дальше все бы стало, как любил говорить контр-адмирал Нагибин, делом техники. Оглушить расслабившегося боевика Катя могла бы голыми руками. Но Надим Аль-Хитаб словно предчувствовал подобную подставу. Приносить еду и питье пленницам он поставил немолодого боевика, которому женские прелести, по большому счету, были «по барабану». В отряде повстанцев он просто зарабатывал деньги для своей многочисленной семьи. Он не посчитал даже нужным назваться пленницам. А когда Катя попыталась невзначай с ним заигрывать, то скупыми, но доходчивыми жестами напомнил, что считает всех европейских женщин продажными распутницами, и, была б его воля, он бы их всех перестрелял. В том числе и Катю с Хельгой. Так что планы приходилось менять на ходу, немолодой мужчина оказался непробиваемым в этом плане.