Подводное течение (ЛП)

Да, теперь я в этом уверен. Неприятная вонь дезинфицирующих средств, выбеленных простыней, и странный запах, напоминающий мне о грозе. Я не могу ошибаться.

Я всегда отлично распознавал запахи. Семейные гены, считает мой отец. И он знает, что говорит, так как он на этом построил свою карьеру — вдыхая запах пива и ароматы, витающие на пивоварнях и винокурнях. Отец как-то сказал мне, что хорошее обоняние это дар, как слух или дар к фотографии.

А для меня это словно проклятье. Для начала, если бы не этот предполагаемый дар, мы бы никогда не переехали в этот дурацкий город. А из-за моего собственного обостренного нюха, я на дух не переношу больницы — где сейчас, как мне кажется, я застрял навсегда.

— Ты выдержишь, Кэл, шепчет мой отец, где-то рядом со мной. — Ты же такой крепкий парень — для тебя это пустяки.

Ха! Ну вот, теперь он перепутал своих сыновей. Потому что я никогда не был крепким, это уж поверьте мне. Этой отговоркой всегда пользовался Коул, после того, как бывало отмутузит меня, потому что на самом деле я плаксивая тряпка.

Вот для этого и существуют старшие братья, объяснял он мне, щелкая меня по уху или тыча кулаком в бицепс, чтобы сделать таких заморышей, как ты, крепче...

Сердце ухает, когда мама снова начинает плакать. Этот звук отлично мне знаком. И я понимаю, если и есть что-то, что она не в состоянии вынести, так это ложная надежда.

— О, Кэл, — всхлипывает она. — О, мой хороший...

Хотелось бы мне ответить родителям и каким-то образом дать знать, что я все еще здесь. Затем меня посещает ужасающая мысль: что если они посчитают меня безнадежным? Что если на мне решать поставить крест?

Но погодите. Должны же быть какие-нибудь анализы, которые покажут, что я все еще здесь. Сканирование мозга. Интересно, как сейчас выглядит моя жизнь — немного красного, пятачок зеленого, несколько голубых пузырьков на мониторе компьютера?

Да, уверен, что по тестам они поймут, что я мыслю, что вижу сны. Они должны знать, что мой мозг не умер.

Чего я не могу понять, так это почему они называют меня Кэл. Они прекратили называть меня так много лет тому назад, чтобы избежать путаницы, когда зовут кого-то дома. Еще до переезда в Кристал Фоллз, мои родители начали называть меня полным именем Кэллум — как делали все, кроме Коула, который использовал мое полное имя, только в тех случаях, когда хотел показать, что он считает меня дурачком.

Кстати о Коуле, его голоса я не слышал. Где он? Он с дюжину раз ломал кости за всю свою жизнь, и, как и я, ненавидит больницы. Но я предполагал, что он все же придет навестить своего брата в коме. И где его черти тогда носят?

Под тихие всхлипывания матери, я должно быть уснул. Потому что следующее, что я помню, как проснулся от резкого укола в руку. Все вокруг было красное, но до меня наконец-то дошло, что я вижу все сквозь сомкнутые веки.

Писк вернулся, а всхлипы прекратились.

На секунду повисает тишина. Но затем я слышу звук, отрываемого пластыря. Боль становится еще сильнее, когда пластырь стягивает тыльную сторону моей руки.

Он удерживает иголку, я полагаю, — должно быть мне поставили какую-то капельницу. Я чувствую запах духов, исходящий от незнакомой мне женщины, видимо медсестры. Кто еще станет колоть человека иголками? Впрочем, аромат ее духов очень острый и напоминает мне средство для чистки унитаза.

Раздается звон — видимо что-то выбросили в мусорное ведро. Затем я слышу скрип колесиков. Тележка?

Пару секунд не раздается ни звука. Только писк. Я цепляюсь за этот звук, не желая снова погружаться в темноту. Но я так устал.

Внезапно я чувствую, как мне жарко дышат в ухо.

— Надеюсь, ты никогда не очнешься, — шепчет голос.

Голос женщины пугает меня — такое впечатление, будто сквозь меня пропустили электрический разряд. Затем ее дыхание пропадает, оставив за собой густой аромат духов.

Я слышу постепенно затихающие шаги.

~~~

Снова просыпаюсь. Свет режет мне глаза, хотя в комнате включена всего одна лампа.

Но, кому какое дело? По крайней мере, теперь я могу видеть. Что означает, что я вернулся... вернулся!

Но могу ли я двигаться? Поначалу я в этом не уверен. Привыкнув к свету, я пытаюсь повернуть голову.

Голова кажется тяжелой, как шар для боулинга. Но я могу ею двигать, хотя шея похрустывает от прикладываемых усилий.

В поле моего зрения попадают два старых потрепанных кресла. Оранжевые. На спинке одного из них висит кардиган моей матери, должно быть, она где-то неподалеку. Может быть, вышла купить себе кофе или в туалет, или еще куда-то. Мне просто нужно дождаться ее. И держать глаза открытыми.

Когда зрение становится более четким, за креслами я вижу окно. Шторы слегка приоткрыты, и видно, что сейчас ночь — припаркованные машины блестят в свете уличных фонарей. Видно, как на парковку въезжает мини-вэн. Может быть это отец, у него есть фургон. Хотя нет. У папы голубой фургончик, а этот серебристого цвета.