Подводные мастера

В конце прошлого века затонул воспетый в песне броненосец «Русалка», и мы нашли его на двадцатиметровой подводной скале.

Из трюмов затонувшего в первую империалистическую войну крейсера «Баян» мы, будто картофель, смело выгружали позеленевшие шаровые мины образца тысяча девятьсот восьмого и десятого годов.

В годы гражданской войны, защищая молодую Советскую республику, погибли на минном поле три героических эсминца: «Константин», «Гавриил», и «Свобода». Куски их, разбросанные по дну Балтийского моря, мы впоследствии разыскивали и поднимали наверх.

Немало подводных операций провели мы и в годы Великой Отечественной войны. Враг яростно бомбил нас с воздуха, ослепляя прожекторами и обстреливая из береговых орудий светящимися снарядами, но мы ухитрялись за ночь поднять корабль и увести его из-под самого носа противника.

Помню, ночью по обрывку сигнала о бедствии мы вышли на спасательном судне вслед за тральщиком в море к месту аварии подводной лодки.

Ночное море было полно вражеских мин.

Мы проходили как раз тем местом, где погибли на минах три героических эсминца, и вспоминали сложенные о них стихи:

Мы шли на вест, минуты торопили.
Мы шли на вест, как говорил приказ.
Одну к другой отсчитывали мили,
Туда, где смерть подстерегала нас.

Всё было приготовлено к походу. Боцман Калугин не пожалел масла, всё смазал — машины, лебедки, тросы, инструменты. А всю ветошь роздал нам обмотать подметки, чтобы не стучали по палубе.

Курить мы прятались под полубак, озаренный тусклым светом синей лампочки, прикуривали от фитиля — тлеющего конца пенькового троса. Окурки бросали в обрез — железную ванночку, наполненную водой. Разговаривали вполголоса, даже кашлять спускались в нижнюю палубу, где «отрывали лапки от комара» — храпели подвахтенные матросы и кочегары.

Нарушал тишину только наш кок. Он громко кашлял и ронял посуду на камбузе, уверяя, что так бывает с ним всегда, как только корабль прибавляет ход.

Этот повар был с нами впервые в походе. Он замещал нашего любимого веселого кока — Петю Веретенникова, который недавно ушел от нас на базу в распоряжение командования.

Вот уж Петя тот бы не закашлял и не загремел посудой. Он умел ходить по палубе бесшумно, как пантера. Во время шторма он мог нести на одних кончиках пальцев полную до краев тарелку горячего супа и не расплескать ни капли. Петя у нас был артист и всегда умел развлечь команду: мог изобразить голосом и движениями любого человека, любую машину и даже шипение крокодила.

Уходя на базу, Петя распрощался с нами и забрал свое имущество: брезентовый сундучок, любимую книгу «Басни Крылова», в переплете из осетровой кожи, и ученую серую мышь Незабудку.

Незабудка тоже была членом нашей команды. Она переживала все трудности морских походов и жила точно по расписанию.

Когда играли побудку, она вставала, бежала в строй, потом завтракала и обедала по боцманской дудке и вместе со всеми укладывалась спать. Жила она в сумке под корабельным бюллетенем — расписанием боевых тревог — и по сигналу боя вылезала на край сумки.

Все надеялись, что Петя возвратится к нам со своей мышкой, но он не вернулся, и нам дали в поход этого неуклюжего кока.

Операция предстояла рискованная. Лодка потерпела аварию у вражеского берега. Поздно ночью наш командир получил приказ итти на ее спасение.

Все мы хорошо знали эту славную подводную лодку. Она не охотилась за «кильками» — мелкими неприятельскими судами, а топила крупные корабли, преследуя их и в шторм и в штиль, в темные непроглядные ночи и при полной луне.

Вражеские транспорты водоизмещением в десять тысяч тонн каждый еле ползут, — до того они набиты войсками, снарядами и танками.

Тихо крадутся корабли в тени берега под охраной большого сторожевого конвоя.

Гидроакустики лодки докладывают командиру о сильных шумах корабельных винтов. Лодка смело выходит на лунную дорожку, на виду у неприятеля, и дает залп по воде длинными зелеными торпедами.

Лодку подбрасывает при выстреле, но горизонтальщики точно удерживают ее на ровном киле. Один за другим взрываются и тонут пузатые вражеские транспорты с тяжелым вооружением. Багровое пламя плещет в стекло перископа.

Напрасно потом швыряют и растрачивают бомбовый груз фашистские тупорылые сторожевики. Лодка ныряет под брюхо противника и уходит у него за кормой.

Долго ловят ее звукоуловители, и рвутся похожие на круглые коробки с кинолентами глубинные бомбы. Лодку трясет от взрывов, но она уходит и отлеживается где-нибудь в щучьей яме.

Напрасно вьются над морем фашистские самолеты и просматривают ее сквозь воду. Лодки там уже нет.

Минуя стальные сети и минные заграждения, она торопится в такое место, где ее совсем не ждут.

По бортам лодки скрежещут стальные минрепы, и где-то близко над головой проползает «круглая смерть». Лодка пробирается в узкое горло вражеской бухты, топит внутри гавани стоящие у стенки транспорты с военным грузом и, пока гремят взрывы от ее торпед, удирает.