Подводный флот Третьего рейха. Немецкие подлодки в войне, которая была почти выиграна. 1939-1945 гг.

В конце мне свалился на голову военный корреспондент. Он только что вернулся на поврежденной лодке и решил попытать счастья с нами.

– Вы хотите обрести какой-то личный опыт, – спросил я его, – или просто где-то отсыпаться?

– Конечно, опыт!

– У вас зрение в порядке?

– Да!

– Отлично. Значит, будете нести вахту у перископа поочередно с двумя офицерами и боцманом.

Честно говоря, я не ожидал, что он серьезно отнесется к моему предложению. И уж конечно, не думал, что ему это будет по силам. Но на деле выяснилось, что он просто отлично стоял вахты, и все четыре недели гость, ко всеобщему удовольствию, исправно занимал место у перископа, и в конце похода ему был вручен Железный крест первого класса.

Но это можно было предвидеть. Когда мы вышли в рейд, бои с силами союзников достигли апогея, и нервы у экипажа были на пределе. Надо признать, что пачек секретных инструкций, которые мы получили перед выходом в море и которые надо было выучить наизусть, было достаточно, чтобы от них у любого голова пошла кругом, но не они были причиной заметных симптомов нервного напряжения.

Во всяком случае, я отнюдь не удивился, когда вскоре после ухода с базы второй вахтенный офицер, отвечавший и за связь, признался, что начисто забыл кодовое слово, которое было ключом к шифру. Это означало, что теперь мы не можем ни расшифровывать, ни зашифровывать послания, а также не могли ни получать их, ни отсылать. Словом, мы лишились возможности и говорить с внешним миром, и слушать его.

На базу вернуться мы не могли. В те дни возвращение конечно же было бы расценено как трусость, да и в любом случае после моей ссоры с адмиралом это было немыслимо. Так что мы пытались как-то выудить кодовое слово у проходящих подлодок – более чем странная просьба! Они даже не удостаивали нас ответом.

Всю ночь и весь следующий день бедняга перебирал и отбрасывал набор из шести тысяч слов, пытаясь найти нужное, которое подойдет. Пока это длилось, мы медленно ходили по кругу у Бреста.

На следующую ночь мы решили выйти в эфир открытым текстом, что разрешалось лишь в аварийных ситуациях. Мы сделали десять попыток, но не получили ответа. Во время этого процесса из воды выходила лишь самая малая часть лодки, только ее нос – над поверхностью была только часть надстройки и антенна.

На следующую ночь, впав в отчаяние, мы провели пять шестиминутных сеансов, – 1800 секунд в воздух, кишевший вражескими самолетами, шла наша передача! – тем же самым методом мы рассказывали всему миру о нашем несчастье. Невероятно, но и это не принесло результатов.

Через полчаса, когда мы снова погрузились, оператор внезапно сообщил, что вел передачу на не той частоте! Так что мы сделали еще одну попытку, которая сейчас длилась пятнадцать минут, – и на этот раз получили ответ. Он пришел не сразу, потому что через несколько минут наше место было залито ярким светом осветительных бомб, подвешенных вражеским самолетом. Но нас уже не было видно.

Никаких дисциплинарных мер не последовало: какой был смысл карать людей, один из которых молод, другой – неопытен, а третий испытывал стресс из-за вторжения? После возвращения из этого рейда офицер-связист признался мне, почему он забыл кодовое слово. В то утро, когда мы уходили в плавание, он узнал, что его отец был арестован гестапо и отправлен в концентрационный лагерь…

Заметной особенностью патрулирования в Ла-Манше была необходимость бороться с сильным приливным течением. «Шноркель» усовершенствовался так медленно, что, сталкиваясь с противоположным течением, лодка ложилась на дно и пережидала, когда оно сменится. Другим результатом приливного напора было то, что нормальный метод обнаружения мин переставал срабатывать, и, чтобы обойти многочисленные вражеские минные поля в Ла-Манше, приходилось полагаться только на эхолот, на рвение команды – особенно боцмана – и на инстинкт командира. Но нервы это трепало основательно.

Когда шла вторая или третья неделя патрулирования, мы наткнулись на большой эскорт транспортов с войсками, а вслед за ними пошел огромный кортеж грузовых судов. Здесь приливное течение пришло нам на помощь, поскольку все вражеские средства поиска подлодок не срабатывали и в массе своей оказались бесполезными.

Борьба за выживание требовала изматывающих усилий. Чтобы оставаться незамеченными, приходилось подниматься под «шноркель» только по ночам, да и то всего на несколько часов. Запас свежего воздуха, который успевал попасть в лодку, должен был служить нам следующие двадцать четыре часа. В этот период побаловать себя горячим питьем и пищей мы могли, только когда дышали через «шноркель». Готовить, есть, пить, даже сидеть, а не лежать – все это требовало слишком большого расхода кислорода. «Всей команде по койкам!» – это был привычный приказ во время пребывания в море.