Подводный фронт

Но Колышкин не хотел лишать командира самостоятельности, тем более что его действия не создавали какой-либо опасности для лодки, и ответил довольно-таки непочтительно:

— Я с берега кораблями не управляю…

Честно говоря, я никогда не считал отсутствие «служебного трепета» в Колышкине, да и в других людях, изъяном. По-моему, иметь смелого, принципиального, честного подчиненного, не стесняющегося сказать тебе правду, пусть даже горькую, в глаза, — благо для любого командира. Но допустим даже, что все это — недостаток. Разве можно брать его за основу всей службы человека?

Ставить под сомнение его командирскую судьбу? Страшно подумать: ведь стоило командованию флота и бригады согласиться с сугубо субъективной точкой зрения Павлуцкого — и, возможно, не было бы у нас прославленного аса-подводника Колышкина. Как тут не задуматься о том, сколь важны скрупулезная взвешенность командирских оценок, его умение быть максимально объективным, отрешенным от личных симпатий и антипатий? Особенно в тех случаях, когда речь идет о решении чьей-то судьбы.

Война на многое заставила посмотреть по-иному, многое переосмыслить. В том числе пришлось по-новому осмысливать и такое понятие, как «талант» командира-подводника. Что греха таить, до войны в оценках способностей и деловых качеств командиров бытовал порой весьма поверхностный подход. Хорошим командиром иногда считался не тот, кто в ходе боевой подготовки настойчиво стремился к поиску, к риску, кто не обходил острые углы и проблемы, а тот, кто умел добиваться внешнего, показного благополучия. Но война все расставляла по местам. Дутые авторитеты лопались, словно мыльные пузыри, при первых же испытаниях. Успеха же в боевых действиях добивались лишь те, кто стремился действовать нестандартно, проявлял творчество в тактике, не боялся, если требовалось, брать на себя груз ответственности за смелые новаторские решения, упорно и настойчиво шел к цели, несмотря на все преграды.

Среди тех, у кого по-особому ярко проявились все эти качества в начальный период боевых действий на Севере, был, пожалуй, и один из самых талантливых подводников времен Великой Отечественной войны командир 1-го дивизиона нашей бригады Магомет Имадутинович Гаджиев.

С Магометом Гаджиевым мы были знакомы с курсантской поры.

Сентябрь 1927 года… Новоиспеченные первокурсники Военно-морского училища имени М. В. Фрунзе только что получили и примерили морскую форму. В казарме, где нас разместили, стоял оживленный гомон. В курилке не прекращались разговоры о будущей учебе и службе. Радостные чувства и избыток молодых сил переполняли каждого. Со смехом, с шутливыми возгласами кто-то затеял веселую юношескую возню. В стихийно образовавшийся круг стали поочередно выходить желающие помериться силами в борьбе. Оказавшийся на лопатках становился в ряды зрителей, на смену ему выходил другой.

Мое внимание сразу же привлек черноволосый парень, худощавый, маленький, с острым, живым взглядом и подвижным, волевым лицом. Все звали его Керим Он чаще других выходил в круг. Уступая ростом и сложением большинству из нас, нередко оказывался на лопатках. И тем не менее вступал в борьбу снова и снова, пока не добивался победы над более сильным соперником. Столько страсти было в Кериме, столько напора, что я, хоть физически был куда крепче его, не решился бороться с ним.

Когда группа курсантов разошлась, я подошел к Кериму, угостил его папиросой.

— Откуда ты?

— Дагестан, — коротко ответил Гаджиев и широко белозубо улыбнулся.

Так мы познакомились. А потом это знакомство переросло в крепкую многолетнюю дружбу.

Дружбе нашей везло. Прихотливая военная судьба то и дело сводила нас. Вместе в одной бригаде подплава служили мы на Черноморском флоте. Вместе затем получили назначение на Тихий океан.

Меня, как, наверное, и каждого, кто знал Гаджиева, всегда восхищала удивительная цельность его натуры. Жизненные идеалы, за достижение которых он бился, были ясны и высоки, правила, которым он старался следовать, отличались предельной четкостью. Он, к примеру, Часто любил в беседах повторять такую фразу: «Живи — как будто умрешь завтра, учись — как будто проживешь сто лет».

Тому, кто узнал его уже в зрелые годы опытным подводником, крайне трудно было представить, что когда-то Магомет начинал свой путь на флоте малообразованным, с трудом объяснявшимся по-русски парнем. За этим преображением стояли колоссальный труд, постоянная работа над собой.

В училище он доводил преподавателей до седьмого пота, добиваясь от них детального разъяснения того или иного вопроса. А иногда сердился: «Я пришел учиться и хочу знать много, пусть преподаватели лучше готовятся к занятиям».

Однажды во время занятий в кабинете торпедной стрельбы всеми уважаемый преподаватель А. А. Иконников, видя хорошую подготовку Гаджиева к выполнению одного из упражнений, неосторожно прервал его на середине: «Достаточно!» Ох как взвился, горячий Керим! «Что это за учеба?! Я должен завершить начатое!» С тех пор Иконников больше не рисковал отрывать Гаджиева от любимого дела.