Подводный город

Эвелина вошла. В мастерской, похожей на уголок чердака, не было ни одного начатого полотна, ни одного этюда. Ничто не свидетельствовало о работе. На стене висела зеленая материя. Пока старуха рылась в комоде, Эвелина отдернула материю и взглянула… Она увидела фотографический портрет, который живо заинтересовал се.

— Ну, возьмите воротничок.

— А вот пять франков, и благодарю вас. Заметьте, — английская прачечная на Итальянском бульваре. Ваш барин будет доволен. Я уж десяти художникам ношу белье. Нет ли у вас бумаги, завернуть? А можно взять из этой корзины?

Она нагнулась, взяла из корзины кусок старой газеты и тут же незаметно захватила попавшийся под руку смятый конверт и железнодорожный билет.

Детское личико ее было очень озабочено, и на нем изображались разные настроения: то ей казалось, что она напала на след, то она впадала в разочарование. Наконец, она прибежала на станцию, где ждала ее мисс Эдит.

— Ну, что?

— Кажется, есть шансы; пойдем в улицу Ниль.

Перед залой «Ниль», запертой и мертвой, Эвелина остановилась.

Она ходила то в одном направлении, то в другом и что-то быстро записывала в маленькой записной книжке. Потом она осмотрела все соседние дома, сравнивая их между собой.

Наконец, она вошла в самый вульгарный, расположенный против залы «Ниль». Вход был узкий, лестница маленькая.

— Вам что угодно? — спросил хриплым голосом швейцар, высокий и с одним глазом.

— Мне нужно нанять антресоли, — ответила Эвелина с самым страшным американским акцентом.

— Слишком рано… Приходите попозже.

— О, мы так нуждаемся в квартире, именно в этом квартале… вот мой мамаша… Она была профессор английского языка… хотите два франка… И лепта Богу… мы сейчас же пожертвуем, как только антресоли нам поправятся.

Великан посмотрел на иностранок.

— Ну хорошо, поднимитесь, — сказал он.

Поднимаясь, Эвелина пристально смотрела на ступеньки.

— Сейчас, — сказал швейцар на площадке.

Он вошел в квартиру и запер дверь.

— Какой сквозняк! — пожаловалась мисс Эдит.

В самом деле, стекло в окне на площадке было разбито.

Швейцар распахнул двери.

— Войдите.

Три чистые пустынные комнаты, с навощенным паркетом, расположены были в один ряд.

В третьей комнате Эвелина сказала:

— Обои немного порваны.

Бледность Эвелины поразила гувернантку.

Вернувшись на площадку, маленькая американка дала крупную монету швейцару и прибавила:

— А можно играть на рояле? Мы не стесним жильцов?

— О, нет. Моя квартира внизу и там же чулан, а под вашей — сдается. Прямо против вас живет старик, наполовину глухой.

Эвелина наивно спросила, указывая на беловатые высохшие расплески на полу:

— А это он разлил молоко?

— Нет, это так, — отвечал швейцар.

Они вышли на улицу. Эвелина быстро и почти жадно осматривала стены узкого входа.

— Ну, что? — спросила гувернантка.

Эвелина отвечала, точно на экзамене:

— Морис связан, и рот у него заткнут. Он на даче близ Вилль-Давре, приблизительно в двух километрах от железнодорожного моста налево.

Мисс Эдит раскрыла рот, остановилась и почти с ужасом взглянула на воспитанницу.

— Да, они держали его в плену с половины девятого вчерашнего вечера и до семи часов сегодняшнего утра. Тогда они вынесли его на площадку, где он чуть не вырвался из их рук. Борьба продолжалась до четырех последних ступенек. Там они положили его в большой чемодан или в корзину, которую поставили на карету и увезли по направлению к Вилль-Давре.

— Эвелина, вы смеетесь надо мной!