Подводный камень (Роман г Авдеева)

Экскурсия начинается с того, что герой Комлев, будто бы влюбленный в Наташу, на предложение ее мужа устроить дело посредством развода и предоставления ей свободы располагать собою отвечает, что это было бы напрасно. "Я не женюсь на ней", - говорит он. Читатель, конечно, знает, что Комлев лично - человек свободный, не зависящий ни от чьей посторонней воли, ни от какого обязательства, ни от какой клятвы перед другою женщиною; ему даже ни одна цыганка не предсказывала, что женитьба принесет ему несчастие; имущественно он человек обеспеченный, да Наташа ничего и не потребовала бы от него благодаря тому обстоятельству, что у нее "наследственное есть"; стало быть, внешних препятствий к достижению того, что называют счастливой любовью, для Комлева не существует; влюблен он, если верить г.Авдееву, до всякого безумия, до разбития лба об стену. "Я не могу ждать долее; я разобью себе голову", - пишет он Наташе. И при всем этом он все-таки наотрез отказывается сделать свое и ее счастье, если бы счастье это обусловливалось женитьбой. Что за страшное дело - эта женитьба и что, собственно, в ней есть такою в сравнении с чем разбитие лба было бы желательною вещью? Для обыкновенной рассудительности тут представляется колоссальная путаница. Желать так сильно, чтобы не бояться потери жизни, и добиваться так слабо, чтобы бояться женитьбы - значит все то же, что бежать, сломя голову, медленным шагом. Разбитие лба имеет прямым своим последствием, без сомнения, самое громадное зло, какое только есть, было и будет известно на обитаемой нами планете; обладание любимой женщиной составляет одно из величайших благ нашего существования. Нужно иметь особенную шишку на голове, чтобы из этих двух вещей не отвергнуть ту, которая так отвратительна. И однако ж Комлев выбирает именно отвратительную, как будто у него действительно есть такая шишка: блаженство разбития лба он предпочитает обладанию своей Наташей посредством женитьбы. Что же такое в этой женитьбе, чтобы для избежания счастия, достижимого при ее посредстве, стоило убивать себя? А крайний результат логики Комлева действительно должен бы быть таков, если бы на месте Соковлина был настоящий человек, а не одно только описание смутного подобия его. Предубеждения могут быть разные; можно быть предубежденным против женитьбы, можно быть предубежденным и в обратном смысле: но желать соединения с любимой женщиной именно тем способом, которым мы предубеждены, а в противном случае разбивать себе голову просто нечеловечески глупо, даже в романе. Так точно выходит это и у г.Авдеева. Доказать это мы в некоторой мере предоставим самому г.Авдееву в следующей сцене между двумя подобиями людей: мужа и соискателя его места; это самая важная страница во всем романе; в ней вся теория романа, стало быть, и ключ к объяснению могучего предубеждения Комлева. Сцену эту читатель, может быть, и без того помнит, да ведь, вероятно, не наизусть?

Жена мне сказала, - начал Соковлин тихо и медленно, - что вы любите друг друга... Вы можете из этого заключить, что она не принадлежит к тем женщинам, которые любят и мужа и любовника, или терпят одного при другом. Я не стесняю ни ее чувства, ни действий - но ее положение мне близко, и я приехал спросить вас, что вы теперь намерены делать?

И Соковлин прямо глядел в лицо Комлева.

За Комлевым была очередь смутиться.

- Когда любишь, - отвечал он, пожав плечами, - то не задаешь себе вопросов и целей: любовь сама по себе цель. Впрочем, если бы я имел какие-нибудь предположения, то должен сообщить их Наталье Дмитриевне и сообразоваться с ее желаниями, а я на это не имел ни времени, ни случая...

- Я полагал, - продолжал Соковлин тем же тоном, когда тот кончил, - что вы не принадлежите к тем... очень юным или всегда юным господам, которые смотрят легко на подобного рода вещи, или просто никак не смотрят на них... Я думал, что прежде, нежели разрушать семейное счастье, или если вы не допускали его, то по крайней мере прочное общественное положение любимой женщины - вы подумали, чем можете ей заменить его.

- Как же вы хотите, - мягко возразил Комлев, - чтоб я распоряжался судьбой замужней женщины, не спросив ни ее намерений, не зная, наконец, ваших, от которых она более зависит, чем от меня.

- Хорошо-с! - сказал Соковлин. - Я вам скажу мои намерения. Чтобы ничем не стеснять Наталью Дмитриевну, я буду хлопотать о разводе с ней. Когда получу его, вы на ней можете жениться. Так-с? - спросил Соковлин.

Комлев с минуту подумал.

- Я на ней не женюсь! - твердо сказал он.

- Это отчего? - быстро вставая, спросил Соковлин, и вся кровь бросилась ему в голову. - Вы, значит, не уважаете ее?

- Напротив! Я никому не уступлю в уважении к ней, но тем не менее не женюсь, - тоже вставая и заложив руку за борт сюртука, сказал Комлев.

Соковлин вопросительно посмотрел ему в глаза.

- Не женюсь потому, - спокойно продолжал Комлев, - что женитьба и любовь, по-моему, две вещи разные. У меня есть свои убеждения о браке, и они вам известны. Я жениться не располагал и теперь не вижу причин изменять свои намерения.