«Подводный волк» Гитлера. Вода тверже стали

Раскидисто. Пропаганда эпитетов не жалеет. Но за всеми этими фигурами языка стоял достаточно правдивый рассказ об успехе Ройтера в Ла-Манше, о потоплении кораблей и катера эскорта, о том, как корвет вывел лодку на семитысячник, и как положено, почти на четверть полосы красовалось фото героя с новеньким рыцарским крестом на длинной ленте. Ройтер широко улыбался, пожимая руку самому фюреру. (Чего этот шедевр стоил фотографу — отдельная тема.)

Фюрер, кстати, оказался вблизи куда скромнее, чем выглядел с трибуны. Ну да этого и следовало ожидать. Человек отличается от плаката. Ройтер вон тоже вовсе не такой бравый парень, как получился на открытке. В Берлине он, Шепке и другие отличившиеся фотографировались для целей министерства пропаганды. Шепке был, как всегда, блистателен, чтобы казаться совсем уж картинным морским волком, он позировал с капитанской трубкой в зубах, Ройтер, глядя на приятеля, взял толстую гаванскую сигару. Так они и получились на открытках — один с трубкой — другой с сигарой. То, что в зале оказался фюрер, Ройтер как-то даже не сразу понял. Началось какое-то движение у дверей, затем в зал вошел человек невысокого роста, в коричневом партийном сюртуке. Он был улыбчив и доброжелателен. Подходил к каждому, скупо поздравлял, улыбался, вручал награды, выслушивал ответные слова и продвигался дальше. Ройтер заготовил целую речь, но, когда дошла очередь до него и его руки коснулась рука вождя, он вдруг растерялся. Язык прилип к горлу. Он почувствовал сильное жжение в области затылка и понял, что не в состоянии открыть рот… И тут их глаза встретились. Взгляд серо-голубых водянистых глаз вождя скользнул поверх Ройтера и вдруг задержался более обычного. Хельмут смотрел в эти глаза лишь мгновение, но за это мгновение он почувствовал, что все, что он хотел сказать, для чего готовился, этот человек, стоящий напротив него, уже знает, более того, он уже знает историю всей его жизни, и про Анну, и про сына, названного в его честь, и про их разрыв. Вдруг все это сжалось, превратилось в электрический заряд и перешло на визави. Он, как конденсатор, «разрядился» об Фюрера. Гитлер слегка, как показалось Ройтеру, подбадривающе улыбнулся. Он как бы благословлял Ройтера. Во всяком случае, Ройтер понял это так. Он выдавил из себя какую-то шаблонную фразу вроде «Мой фюрер, я оправдаю доверие». Но и все… Дальше был туман и неопределенность, и только серо-голубые глаза излучали отеческое тепло и одобрение.

Дверь в помещение, которое Рёстлер громко называл «библиотека», хлопнула, и Веронике на мгновение показалось, что у нее двоится в глазах. На пороге стоял тот самый герой, почти так же широко улыбаясь, только крест теперь висел не на длинной ленте, а выглядывал из-под щегольского белого шелкового шарфа.

— Здравствуйте, — вкрадчиво произнес Ройтер и протянул маленький букетик фиалок. Такие продавались на углу. Ройтер купил их «на всякий случай» — скорее всего, придется иметь дело с дамами — рассудил он, а женщины обычно реагируют на растения. — Девушка, скажите, пожалуйста, а нет ли у вас в архиве французских газет за 1912 год?

Практически каждый подводный ас имел свою «чудинку». Это было своего рода хорошим тоном в подплаве Кригсмарине. Прин, например, был большим поклонником Васко да Гама (был у него своего рода культ этого путешественника), Шепке, как мы уже знаем, превосходно рисовал, Mop (U-124) был отменным пианистом… Был и у Ройтера один вполне безобидный, но весьма странный бзик. Хельмут очень интересовался «Титаником». Вернее, не самим судном, а обстоятельствами его потопления 15 апреля 1912 года. (Сумма цифр этой даты составляла пятерку.) Он почему-то был убежден, что виновником трагедии «непотопляемого» суперлайнера был вовсе не айсберг, а… подводная лодка. Принадлежность этой лодки оставалась загадкой. Ройтер не был историком, и в архивах работать у него не было ни времени, ни соответствующей квалификации, но с маниакальным упорством выискивал всюду вырезки из газет, свидетельства очевидцев, когда представилась возможность, сам провел «следственный эксперимент» на экзамене по торпедным стрельбам в Мюрвике. Торпеда тогда не взорвалась, мишень не была потоплена, но уверенности его это не поколебало.

По его версии, неизвестная подлодка находилась на курсовом угле около 15 градусов, что позволило всадить в лайнер две торпеды, которые прошили борт и взорвались в машинном отделении. Технически — возможно. «Лузитания», вон, немногим меньше «Титаника», а ее наша U-20 грамотно оприходовала. Да и он сам ведь поразил траулер в Скапа-Флоу на курсовом угле в 11 градусов. Но то ржавое корыто, еще не успевшее отмыться от рыбьей чешуи, а то вершина кораблестроения. Шепке в свое время внимательно выслушал теорию Ройтера, двое суток занимался расчетами, а потом сунул Ройтеру обильно исписанную цифрами тетрадку — его приговор был краток и точен, как и весь Шепке, — «Бред!».