«Подводный волк» Гитлера. Вода тверже стали

— Ой, Вилли! Ну не смеши ты мои ботинки… Ну и что? И сказал… Так это же очень здорово, что офицеры обсуждают такие вещи неформально. Понимаешь, незаорганизованно… Ты же знаешь наши собрания — скулы сводит… Это, ты знаешь, как говорится, кто на что учился… Вон твои шефы-агрономы…[39] Ха-ха-ха!!! Ладно, я тебе ничего не говорил. Ну… Ну расковырял он рыло паре идиотов — ну и им же на пользу… Ну да… Ха-ха-ха!!! А вот это, я тебе вообще скажу, и отлично! Надо простимулировать… Скажи, Вилли, ты когда-нибудь сидел в металлической трубе на глубине 100 метров под бомбами? Я тебе скажу, это слава богу, что у них еще стоит после всего этого… У меня б не стоял уже давно… у тебя тоже. Ха-ха-ха!!. (Рёстлер отвалился на спинку ампирного кресла, пытаясь по-американски занести ноги на стол, но не получилось — кресло было слишком тяжелым.) Бл…ть! Он — ариец. Ты на него посмотри. А этот кто? А… Ну-ну… Муд…ло он, а не ариец. Ага… А чего, скажи, тогда у них до сих пор детей нет? Может, он вообще — гей… Вот-вот… с этим разберись… Пока одни воюют — другие сухари воруют… Ха-ха-ха… Да ну… не мешай парню воевать. Ладно, давай, будь здоров… Кстати, ты когда будешь свободен? Да хотел позвать тебя на рыбалку… Анчоус — умм! Ты видел бискайских анчоусов? Прекрасно… Да понимаю, что работа… Вот-вот, и не прибавляй себе работы всякими идиотствами. Какая-то бл…дь написала х…ню, может, он ее недотрахал, а ты и рад бумагу переводить… Ладно, пока!

— Шеф местного гестапо, — пояснил Рёстлер. — Прислали им там донос на одного нашего — звонил, спрашивал чего-как…

— На кого это?

— Да не бери в голову… Чего же я от тебя хотел-то… А… вот, слушай… У тебя на лодке полный комплект сейчас?

— Ну вроде да… Все нормально. (Ройтер никак не мог взять в толк, о чем идет речь.)

— Тут, понимаешь, Дёниц-младший рвется к тебе вахтенным. Лейтенант Клаус Дёниц… Прям хочет, говорит, хочу — не могу. Хочу уничтожать эсминцы…

— А кого я подвину-то? У меня оба вахтенных в комплекте…

— Да знаю… Кстати, что ты своего еврея никак не повысишь, что он у тебя все в фенрихах… уже пора ему давно лейтенанта…

— Я два раза представление делал…

— И что?

— Глухо. Все, что для него выбил — это бляху,[40] а он уже давно на крест заработал. Даже не знаю, что делать-то… Не фюреру же писать…

— Да конечно нет! Глупо на такую ерунду растрачиваться… Вообще надо действовать вовсе не так. Никаких фюреров! Надо просто найти задницу, в которую всадить иголку. То-о-оненькую иголочку. Знаешь чего, а обратись-ка ты с этим напрямую к гросс-адмиралу. Дёниц — скорее всего завернет, а вот Редер — он любит всяким убогим помогать… А… Ну у тебя ж колбаса… Гы-гы… Вот если б до колбасы… Но тем не менее попробуй… А еврея твоего, кстати, можно переучить на торпедиста. Он вроде шарит в этом деле…

— Ну да, атаки хорошо просчитывает…

— Вот… Хотя адмиральский сынок, блин, на лодке… Геморроя потом не оберешься… Да… вот, собственно, что я тебя вызвал-то… Смотри!

Рёстлер достал из ящика стола синевато-зеленую папку. От нее сильно пахло типографской краской. Внутри папки были несколько необычным образом свернутых пачек желтоватой бумаги с налетом «берлинской лазури»[41] — типографские «синьки».

— Вот, держите, сударь, — сунул ему в руки папку Рёстлер.

Ройтер бегло пробежал «синьки» — мелкая готика сливалась в плохо читаемое месиво, но на первой странице красовался портрет его приятеля с трубкой во рту. Точно такой же, как Ройтер с сигарой. На ответной части синела надпись «Подводник сегодня». Иоахим Шепке.

— Видите, вот уже книжка практически готовая к выходу.

— Ух ты! А Иоахим молчал…

— Ну а чего ему кричать-то? Дело свое знает. Что скажешь? — вопросительно посмотрел Ганс.

— Ну что тут скажешь — здорово, завидую, можно сказать…

— Завидовать не надо. Мне нужно, чтобы ты написал такую же. Ну или подобную… тут еще картинки будут. Я просил его подготовить несколько акварелек.

— А это о чем? — спросил Ройтер, просматривая первые страницы. Шепке, оказывается, не только написал, но и проиллюстрировал книгу.

— А это неважно. Напиши о чем хочешь, хоть о любви, хоть о школе, хоть о том, как эсминцы топишь — полная свобода, главное, что автор — ты…

— Хорошо как у вас все получается, а если не смогу? Я же не писатель.

— Твой чики-пукин — вон тоже не писатель, а книжка получилась. Почему 7-я[42] может, а мы нет?

— Не уверен, что у меня получится, но я попробую.

— Не-е-е! Пробовать не надо. Надо либо делать — либо нет. Я тебя не тороплю. Понимаю же, искусство и все такое. Напишешь, когда почувствуешь, что сможешь. Но ты сможешь. Просто обязан смочь.

Ройтер кивнул и собрался уходить.

— Ройтер! — окликнул его «душка-Ганс». — Может, ты не понял? — улыбнулся он совсем уж по отечески. — Это не приказ.