Подвойский

— ...А сейчас в Чернигове работает хороший писатель Михаил Коцюбинский...

Каждый день, проведенный мальчиками с Николаем, был для них праздником, открытием. Он сводил их в цирк, где выступал Анатолий Дуров. Некоторых из мальчиков записал на свой читательский абонемент, и они стали самостоятельно брать книги в городской библиотеке. Заметив у одного из мальчиков склонность к рисованию, Николай подарил ему ящичек с красками и кисточками. Потом, когда Николай устроил для хористов кукольный театр, имевший такое странное, отдающее богохульством название «Вертеп», они вместе разрисовали куклы для постановки гоголевского «Вия». В самом хоре Николай организовал кассу взаимопомощи. Он выполнил свое обещание, данное хористам при первой встрече, — их стали лучше кормить и одевать.

...Более сорока лет спустя, в грозном 1942 году, Николай Ильич Подвойский получил из Уфы письмо: «Дорогой Николай Ильич! — писал корреспондент. — Каждый раз, когда я пишу Вам, мне все сдается, что я десятилетний мальчик, который получил переэкзаменовку по арифметике, а Вы меня подтягиваете по Евтушевско-му. О, как давно это было! ...Много чего в Вашей тогдашней деятельности как воспитателя на то время надо считать дерзновением и смелым новаторством». Это письмо написал поэт, академик АН УССР Павел Григорьевич Тычина, в прошлом один из мальчиков-хористов Троицкого монастыря. Павел Григорьевич напомнил в письме о подаренных ему красках и о «Вертепе». «Когда на смену прежним репетиторам пришел к нам Николай Ильич Подвойский — все в нашем общежитии изменилось, — писал в автобиографии П. Г. Тычина. — Понемногу изменились и мы сами, мальчики-хористы... Самые светлые воспоминания храню я в своем сердце о Николае Ильиче Подвойском».

Поистине бесценным подарком судьбы считал Павел Григорьевич то, что на его пути — десятилетнего затравленного монастырского мальчика — встретился такой учитель, как Николай Ильич Подвойский. Именно тогда и именно Николаем Ильичом были забиты первые колышки, поставлены первые вешки, определившие жизненную дорогу поэта.

...Николай Подвойский продолжал руководить социал-демократическим кружком. Революционная теория, которую он изучал с кружковцами, звала на открытую борьбу. И потому Николай все чаще задумывался о недостаточности только пропагандистской работы, ему хотелось «дела». И хотя учитель удерживал его от необдуманных, «самостийных» действий, Николай упорно искал возможность «поверить теорию практикой».

Как раз в это время Подвойского назначили регентом семинарского хора. Он сразу же воспользовался этим и постарался внести «мятежный дух» в работу хора. Отдавая необходимую дань церковно-религиозному репертуару, Николай за зиму полулегально разучил с хором несколько украинских народных песен: «Рэвэ та й стог-нэ», «Як умру», русскую «Дубинушку» и даже «Марсельезу».

Однажды в один из заранее обусловленных дней Николай пришел к учителю, который по его озорным глазам сразу догадался, что неугомонный семинарист что-то придумал. И действительно, Николай не в первый раз завел разговор о том, что пора пускать его кружковцев «в дело». Учитель, однако, был неумолим:

— Ваш кружок по составу ученический. Рисковать им пока нет нужды. Потерпите, занимайтесь. Скоро всем работы хватит.

— Хорошо, — ответил Николай. — Но у меня есть задумка: открытое выступление без особого риска.

Он изложил свои предложения.

— Я посоветуюсь, — почти сдался учитель. — Если можете, загляните завтра в это же время.

Николай кивнул. Новая встреча была короткой.

— Даем «добро», — сказал учитель. — Подключим к вам человек десять из городской молодежи.

Разговор этот происходил накануне запрещенного в России первомайского рабочего праздника. Участие в маевке расценивалось как преступление против «незыблемых устоев» самодержавного строя. Семинаристам запрещено было в этот день выходить в город, ворота семинарии были наглухо закрыты. Но, когда закончились занятия, Николай и десяток семинаристов перемахнули через ограду и направились к городскому парку, примыкавшему к Десне. Здесь обычно гуляло много отдыхающих. Рядом была стоянка лодок. Около нее семинаристов уже ожидали человек пятнадцать-двадцать молодых рабочих, гимназистов, учащихся. По команде Николая они разобрали лодки и направили их в устье разлившегося весенним половодьем притока Десны — речки Стрижень. Николай встал в своей лодке и взмахнул руками. Над рекой раздалась украинская народная песня. Запевали вместе с Николаем семинаристы. Остальные подхватывали. Получился довольно голосистый хор. Публика, гулявшая по берегу, стала останавливаться и с любопытством слушать — публичное исполнение украинских песен фактически было запрещено.