Подвойский

Нина и ее сестры нечасто, но бывали в пансионе. Ведь здесь, у Кедрова и Подвойского, под видом музыкальных вечеринок проводились нелегальные собрания и конспиративные встречи. Впрочем, многие из них действительно заканчивались музыкой. Великолепная игра Михаила на рояле доставляла участникам огромное наслаждение, снимала усталость и напряжение. Тем более что играл Миша не просто мастерски, а с особым чувством и вдохновением. (Лишь позже он признался, что играл в те вечера для скромно сидевшей в уголке Лели — Ольги Дидрикиль.) Его сменял Николай. Он задушевно, с легкой грустью заводил украинские песни: «Взяв бы я бандуру», «Ой, нэ свиты мисяченьку» и другие. В эти минуты он, может быть, вспоминал родную Черниговщину, отцовский дом, детство. Но Николай обычно только начинал с широких и раздольных песен. От них он переходил к шуточным, а заканчивал, как и требовала его живая натура, задорными, залихватскими песнями вроде «У сусида хата била» или «Ой пид вышнэю».

Эти встречи для двух друзей стали желанными. Они их ждали. Вскоре Михаил Кедров и Ольга Дидрикиль стали мужем и женой. Николая же, когда он видел Нину, брала какая-то оторопь. Весельчак и балагур, он вдруг терялся, смущенно и некстати улыбался. У него словно отнимался язык, голова становилась пустой и какой-то бесполезной. Он только слышал, как «бухает» его сердце. А она, словно любуясь его смущением, спокойно, ласково смотрела на него своими синими глазами. Было в этом взгляде что-то гипнотическое. У Николая каждый раз возникало ощущение, будто он непроизвольно погружается в эти глаза-родники и не может из них выбраться…

Весной 1902 года в законспирированную партийную организацию Ярославля под видом представителя заграничного партийного центра внедрился агент охранки Меньшиков. В ночь на 23 апреля были арестованы Ольга Афанасьевна Варенцова, Николай Михайлович Трегубов, Евгений Федорович Дюбук, Леон Егорович Петров — те, кто руководил организацией. Была арестована и Ольга Кедрова. Все они сразу же были отправлены в Таганскую тюрьму в Москву. Незадолго до этого был взят, правда по другому поводу, Михаил Кедров.

Николай пребывал в тревоге. Обостренное чувство близкой опасности привело его в состояние туго взведенной пружины. Не зная устали, шагал он по городу, обходя известные ему конспиративные квартиры — надо было выяснить, кто уцелел, кому удалось избежать ареста. Но почти всюду, еще на подходе к квартире, он не обнаруживал условного знака, что можно войти. Адресов запасных явочных квартир у него не было. Их знала только О. А. Варенцова и еще кто-то, живший в другом городе. Кто он, как на него выйти, знали опять-таки Ольга Афанасьевна и еще один-два человека, Николаю неизвестные. Он оказался как в вакууме — кругом пустота. Свое дело он знал и мог продолжать работу в лицее самостоятельно, дожидаясь восстановления партийной организации оставшимися на свободе партийцами. Но в таком же вакууме были и многие другие его товарищи!

Николай вернулся к себе на Власьевскую. Там он неожиданно застал Михаила Кедрова. Оказалось, что его выпустили из «предварилки», лишив права выезда из города. Николай обрисовал ему обстановку. Кедров выслушал и сказал:

— Моя Оля знает, как выйти на хранителя адресов и паролей. Но ты же говоришь, что всех увезли в Таганку… Свидания с подследственными запрещены. Только в крайнем случае — самому близкому родственнику, да и то по особому разрешению.

— Нина! — вдруг горячо зашептал Николай, будто опасаясь, что его подслушают. — Она же родная сестра Ольги. Надо ее послать в Москву. Пусть добьется свидания и попробует выведать, как выйти на этого человека! Они с Ольгой понимают друг друга с полуслова и вообще без слов!

Кедров встал и надел тужурку.

— Мне Оля говорила, что Нина сейчас обосновалась в Юрино. Это не очень далеко. Я ее привезу.

Нина выехала в Москву и добилась нескольких свиданий с Ольгой. Она сумела на глазах у надзирателя, пользуясь иносказанием и другими хитростями, получить необходимые сведения. Из Москвы она направилась в Нижний Новгород и разыскала там служащего нижегородского земства Ивана Петровича Ладыжникова, который и был хранителем ярославских адресов и паролей. Нина не мешкая доставила их А. М. Стопани и Ц. С. Зеликсон-Бобровской, которые в это время вели организационную работу в Вологде, Костроме и Перми. Они сразу же приступили к восстановлению разгромленной ярославской организации.

После выполнения этого задания Нина была принята в ряды Российской социал-демократической рабочей партии. Ее идейная зрелость, преданность революции, мужество, многократно проверенные на опасной практической работе, ни у кого не вызывали сомнений. Доверие товарищей умножило ее силы. Она была счастлива и жалела лишь об одном… — рядом нет Николая. Он был далеко — в Чернигове. Уступив слезным просьбам матери, добившейся через родственников разрешения на сдачу им экзаменов в семинарии, он уехал заканчивать ее. Выпускные испытания он прошел блестяще и окончил семинарию по первому разряду. Желание матери было исполнено.