Подземелье

— Только не упадите в обморок, — сказал Рокамболь, отворяя дверцы фиакра.

В это время две руки обхватили Ивана и очаровательный голос прошептал:

— Ах, я опять с тобой…

Иван нашел Мадлену, и Рокамболь, сев с кучером, сказал:

— В улицу Пепиньер, к графине Артовой.

Виконт де Морлюкс привез мнимую Мадлену (мы говорим мнимую, потому что настоящая была у графини Артовой) в отель под предлогом, что это будет ее отель после свадьбы с Иваном.

И она-то разыграла эту сцену, которую вы видели.

Вечером, когда де Морлюкс с мнимой Мадленой вернулись домой, Беруто подал ему записку.

Графиня писала:

«Милый виконт! Вы меня сегодня не увидите, у меня нет ничего нового для Мадлены. Но я все-таки надеюсь возвратить Ивана к лучшим чувствам.

Ваш друг Василиса».

Радостный трепет прошел по всему телу виконта. Мадлена выхватила письмо из рук мнимого дяди. Потом прочла и побледнела в свою очередь.

— Я ничего не понимаю из этого письма, — проговорил де Морлюкс.

— Я понимаю все; из этого письма я узнаю, что графиня все еще любит Ивана, и она, вероятно, наклеветала на меня, вы увидите.

Изобразив огорчение, мнимая Мадлена просила оставить ее одну, в чем де Морлюкс ей не отказал. К де Морлюксу вошел камердинер, сказав:

— Сударь, в ваше отсутствие тут был один господин, отдал мне это письмо и велел передать в руки барышни, но я думаю, что лучше вам отдать.

Письмо было без подписи, следующего содержания: «Если вы хотите видеть опять Ивана, который не переставал вас любить, то бегите из этого дома, в котором вы находитесь».

— А-а, проделки Рокамболя… нужно нанести ему удар.

Василиса известила де Морлюкса, что письмо, написанное Иваном, отдано на почту, и советовала ему приготовиться к неожиданному удару, кроме того, Василиса извещала, что будет у него вечером.

Мнимая Мадлена все еще сидела одна и никого не принимала.

Наконец около десяти часов пришел почтальон, принес письмо и громко проговорил: «Госпоже Мадлене Миллер». Де Морлюкс услыхал радостный крик, затем после нескольких секунд крик отчаяния, и мнимая Мадлена так искусно упала в обморок, что де Морлюкс послал за доктором… во время припадка она все твердила об Иване.

Потом, придя в себя, она сказала:

— Дядя, всему виной эта женщина.

Когда она произнесла это обвинение, у ее изголовья оказалась Василиса.

— Дитя мое, — сказала графиня, — вы ошибаетесь, обвиняя меня. Иван так же потерян для меня, как и для вас.

Мадлена взглянула на нее.

— Да, ибо Рокамболь сделался вашим покровителем.

— Простите меня, графиня, только скажите мне правду… где он… я буду тверда.

— Уехал в Петербург.

Мнимая Мадлена показала жестом, что хочет остаться одна.

Все вышли. Василиса уехала домой, а де Морлюкс остался в своих покоях.

Прошло два дня, утром мнимая Мадлена после двух дней, проведенных в постели, встала и неожиданно вошла в комнату виконта, она была бледна, печальна, но спокойна.

— Дядя, мне нужно с вами поговорить серьезно: то, что вы отравили мою мать, отняли у меня и сестры наследство, — правда. Я прощаю вам именем умершей матери, но вы должны возвратить нам отнятое… Дядя, у меня разбито сердце, и я чувствую, что скоро умру. Презрение Ивана убило меня совсем, и потому я хочу принести последнюю жертву. Эта жертва, вот она… женитесь на мне, кто же вас тогда будет обвинять в убийстве моей матери, если я буду вашей женой?

Де Морлюкс упал перед ней на колени.

— Ступайте к дяде Филиппу и приготовьте два свадебных контракта, Антуанетты и мой… я умру, мне деньги не нужны.

— Но кому же ты хочешь, чтобы я отдал наследство?

— Сестре моей… в награду я буду вашей женой… ступайте.

И влюбленный старик повиновался…

Войдя в дом к брату, виконт встретил камердинера.

— Ах, господин виконт, как барин изменился: не ест, не пьет, никого не принимает… он, кажется, больной, волосы его совсем белые.

И виконт вошел в сопровождении камердинера.

— Мой друг, Бог уже карает меня… сын мой избегает и презирает меня, — прошептал бедный барон.

— Бог хотел наказать вас, но ангелы остановили его руку, и я также раскаялся, — проговорил виконт. — Чтобы исправить наши поступки, надо возвратить детям отнятое.

— Наконец-то!

— Одна из них любит вашего сына и будет его женой, другая… другая… другая соглашается быть моей женой.

— Но несчастный…

— Пошлите за нотариусом.

— Боже, мне кажется, что это все сон, — пролепетал барон.

— Нет, — сказал чей-то голос, — вы не умрете, батюшка. — И молодой Аженор, вошедший в комнату, принял отца в свои объятия.

Вернемся назад к Василисе и к ее пленнику. Графиня лежала на диване в своем будуаре, перед ней стоял Беруто.

— Сколько времени он не ел?

— Около восьмидесяти часов, сударыня.

— Так он умер?

— Точно так. — Беруто испугался… Он испугался того, что Василиса, узнав, что враг ее умер, захочет посмотреть на труп его, и прибавил:

— Нет, сударыня, он не умер, но он в агонии.

— А, я хочу посмотреть его, он доживает последний час, это, должно быть, хорошо.

Беруто знал свою госпожу и потому не смел возражать ей.