— Немедленно идти в больницу, в регистратуру родильного отделения, и изменить там число младенцев, — сказал я. — Хорошо еще, что вы в ЗАГСе ему имя дать не успели.
— Тогда пошли, — сказал Коля. — А то стыда не оберешься. Как на службу вернусь, не представляю!
— Может, лучше дождемся ночи? — спросил я.
— Нет, — сказала Нианила, — сейчас вы открыто придете, а ночью надо красться, как воры, и еще в милицию попадете.
Мы оделись и пошли в больницу. По дороге Колей овладела странная надежда, что мы сейчас поднимем документы и в них окажется, что у него с самого начала было два близнеца. И тогда не надо ревновать жену и оставаться на всю жизнь в неведении, ты ли отец одного из своих сыновей.
К счастью для Коли, он — существо ограниченное и приземленное. Так что за пределы земных и реалистических объяснений он не пускался. Я же, шагая рядом с ним, не мог отделаться от тягостных подозрений, что тайна лишнего близнеца не так проста, как может показаться, и вряд ли объясняется ошибкой в документах или неверностью жены. К тому же Коля надоел мне, стараясь выяснить, а нет ли в природе примеров, чтобы самка рожала близнецов порциями? Ну, может, не у людей, а у кошек или морских свинок? На что я не мог ответить. Черт их знает, морских свинок!
В больницу мы пришли около девяти, народу было мало. Я взял разговоры на себя, и Коля был мне благодарен.
Пожилая регистраторша была мне знакома, она приходилась приятельницей моей покойной маме, и поэтому я говорил с ней почти доверительно.
— Дорогая Даша! — обратился я к ней, сунув голову в полукруглое окошко. — Мы к тебе с несколько необычной просьбой.
Дарья Тихоновна высунула голову в окошко, узнала Колю и обрадовалась.
— Поздравляю тебя с первенцем! — сказала она. — Пускай растет богатырем на радость нашей Родине. Пускай им будет гордиться наш город, как новым Павликом Морозовым.
Дарья Тихоновна всю жизнь провела в пионерах. Сначала председателем совета дружины, потом пионервожатой, затем инструктором райкома комсомола по пионерским вопросам, а постепенно, через гороно и совет ветеранов, превратилась в почетную пионерку нашего города. Поэтому ей были свойственны восторженность и громкий голос.
При упоминании об отце Павлика Морозова Коля сразу слинял, сгорбился, исчез, а я затолкал лбом обратно голову Дарьи и перешел на другой, понятный ей тон:
— Слушай, Даша, у нас проблема.
— Давай, дружок, слушаем, — ответила Дарья.
— Ты, наверное, слышала по телевизору, что начался отбор в школу передового пионерского опыта?
— А что? Где?
— В самой Москве, — ответил я. — Записывают с рождения, с первого дня.
— Ну уж они в Москве перегибают палку! — заявила Даша.
— Актив, — прошептал я. — В наши тяжелые времена актив надо готовить с пеленок. Ты же знаешь, какие проблемы с активом.
— Не актив, а сплошная пассивность, — согласилась со мной Даша. Она тряхнула головой, и коротко остриженные скобкой седые волосы рассыпались по лбу.
— Решено создать при центральном совете пионерской организации спецшколу. Отобранных детей фиксируют с момента рождения, а затем подвергают специальному облучению. Нет, не пугайся, все под контролем. Облученные развиваются лучше других детей…
— Какое еще облучение! — рявкнул за моей спиной Коля. — Не позволю моим детям делать облучение.
— Но вот, ты же понимаешь. — Я сурово нахмурился, и Даша послушно прикрыла глаза.
— Сейчас ты дашь нам историю болезни Клавы Стадницкой. Мы спишем все данные на ребенка. Ведь на него отдельную карточку еще не завели?
— Сейчас посмотрим, — сказала Даша.
Конечно, у нас в больнице все попроще, чем в каком-нибудь московском родильном доме, но все документы подшиты как положено.
Коля жужжал мне в ухо:
— Какое еще облучение?
Даша сказала:
— Видно, история болезни еще в родильном отделении или в консультации у Дины Иосифовны. Ты там, Сеня, посмотри.
— А Дина Иосифовна пришла?
— По расписанию с девяти.
— Ну тогда — будь готов! — Я сделал ей ручкой пионерский салют, и старая пионерка серьезно сделала мне ручкой в ответ:
— Всегда готов!
Я велел Коле сидеть внизу и ждать, а сам пошел в родильное отделение. Там была только сестра, незнакомая, она сказала, что документов на рожениц они не держат. Мне ничего не оставалось, как отправиться к Дине Иосифовне.
Я постучал.
Дверь открылась, и из кабинета вышла высокая рыжая худая женщина. Она уколола меня зеленым взглядом и пошла, хромая, прочь по коридору.
— Простите, — спросил я, — вы Дину Иосифовну не видели?
— Я теперь Дина Иосифовна, — сказала женщина.
— А у вас нет истории болезни Клавдии Стадницкой? — спросил я.
Не оборачиваясь, та женщина помахала тетрадкой, которую держала в руке, и сказала:
— Получите в регистратуре.
Я все-таки заглянул в кабинет. В кабинете было пусто.
Конечно, та женщина не была Диной Иосифовной, но, с другой стороны, она уже не первый раз претендовала на место Дины Иосифовны. И, конечно, она была связана с тайной близнецов.
Размышляя, я спустился на первый этаж. Коля все еще сидел на стуле у гардероба.
— Ты никого не видел? — спросил я.
— А кого я должен был видеть? — спросил Коля.