Подземелье ведьм

Тут Митя накинулся на Кирюшу, и они стали драться, а я хотел было крикнуть, но моя Нианила Федоровна опередила меня и опрокинула на них кастрюлю холодной воды.

Потом был случай с Зиной Ковалевой. Она к нам в школу перешла из первой, где была признанной школьной красавицей. И за ее чары бились славные наши молодцы — я искренне жалел, что в нашем учебном заведении появилась такая Шемаханская царица. Впрочем, на меня эта девица впечатления не производила, а мальчишек покоряла хамством, рискованной манерой одеваться, высокой грудью и, надо признать, чудесными невинными глазищами, которые совершенно не соответствовали ее духовному миру.

Так как братья Стадницкие были первыми парнями в десятом классе, то всей школе было интересно узнать, чем закончится их поединок.

Сначала она отдавала предпочтение Мите, он был спортивным, подтянутым и пользовался авторитетом среди учителей, что странно, так как учился он посредственно — у него никогда не хватало времени на учебу: заедали комсомольские поручения и общественная работа, которой Митя отдавал все свое основное время.

А потом как-то я увидел, что Зину провожает домой после школы Кирюша. Я шел как раз домой, они обогнали меня, не заметив, и я услышал фразу Зины:

— Он у тебя обыкновенный. Земной.

— А я возвышенный? — спросил Кирюша.

— Ты менее обыкновенный, — осторожно ответила Зина.

Роман Кирюши проходил сокрушительно и кончился крахом. Начиналась перестройка и докатилась до нашего городка. Некий Максудов взял в руки наш рынок. Кирюша в те дни совсем перестал учиться. И я не сразу, к сожалению, догадался, что причиной тому была Зина. Любовь Зины дорого стоила. И если Митя догадался об этом быстро и отступил, потому что в силу своего характера предпочитал всегда оставаться на земле, то Кирюша решил, что станет миллионером. Он пошел к Максудову и предложил свои услуги. Максудов старался укорениться в Веревкине и поставил Кирюшу охранником в пивном ларьке.

Вот это совершенно разрушило все мои теории и гипотезы. Если до этого момента у меня почти не оставалось сомнений в том, что Митя — это первый, земной близнец, весь в отца, а Кирюша ихний, то Кирюша-вышибала меня сбил с толку — разве такими бывают инопланетяне?

В первый же день работы, получив аванс, Кирюша повел Зину сначала в магазин «Французское бордо», чтобы купить ей туфли и платье, а потом в бывшее кафе-столовую «Юность», которая теперь стала рестораном «Эклеро». Они целовались с Зиной в парке, и все это видели, но на следующий день Зина переехала жить к Максудову, который познакомился с ней прошлым вечером в ресторане «Эклеро», которым тоже владел.

Кирюшу после этого окончательно выгнали из комсомола и из школы, прислужники Максудова поколотили его прямо на площади, когда он хотел поговорить с шефом, а в счет аванса отобрали у него видик, которым владела семья Стадницких.

После этого в семье Стадницких был совет, некоторые слова и выражения которого донеслись к нам через стенку.

Среди них выделялись громкие слова типа: «бездельник!», «хулиган!», «убийца собственной матери!»… Потом было слышно, как осуждающе, но успокаивающе лился голос Мити, как визжала Клава…

На следующий день Кирюша исчез.

Я два дня терпел, а потом спросил Клаву — теперь уже весьма полную женщину средних лет, — куда же делся ее близнец.

— Не бойтесь, дядя Сеня, — сказала она, — не закопали мы его. Он сам выбрал свою судьбу.

И тут она зарыдала, потому что любила обоих сыновей и горести, которые доставил ей Кирюша, подкосили добрую женщину.

Оказывается, Митя поставил вопрос ребром — либо Кирюша покидает отчий дом, либо он сам это сделает, потому что пребывание в одном городе с братом губит перспективы его работы. Кирюша, подвергнутый резкой критике в семье, заявил, что и сам не намерен больше гнить в Веревкине. Он намерен путешествовать по всей земле, осмотреть ее, так как мало о ней знает и еще не готов для таких дел, к которым его предназначает судьба. Что долг за видик он семье отдаст, в материальной помощи не нуждается, а своего ничтожного брата он презирает, потому что тому суждено прожить жизнь робкого пингвина из стихотворения Максима Горького.

Все в доме думали, что Кирюша проспится, а утром все будут решать, что делать дальше.

Но, когда проснулись, сына уже не было.

Он оставил записку, которую мне показала Клава:

«До встречи. Гражданин Вселенной».

Клава плакала и повторяла:

— Ну что же, даже для матери ласкового слова не нашлось. Как будто подкидыш…

Тут она замерла с полуоткрытым ртом и долго смотрела на меня, а в глазах ее замер ужас понимания…

— Еще ничего не потеряно, — сказал я. Это были первые попавшиеся мне слова утешения, не самые удачные, но искренние.

Долгое время ничего не было слышно о Кирюше. След его потеряла даже Дина Иосифовна. Она подошла ко мне как-то в поликлинике, куда я пришел по поводу старческих заболеваний, и спросила:

— Я волнуюсь, где мальчик Кирилл Стадницкий?

— А почему же вы волнуетесь? — спросил я.

— Ты знаешь, старый сморчок! — ответила грубо докторша и скрылась в своем кабинете.

Я приоткрыл дверь в этот кабинет и смело сказал: