Так что когда доктор Перруджини, который уже немного освоил русский язык, предложил с пятого месяца переехать в стационар, Раиса согласилась. Не нужны ей косые взгляды и семейные свары. Лучше потерпеть, пока не родится… неведомый зверушка.
Она гуляла по распустившемуся, богатому саду за роддомом, за высоким забором. Но спокойствия не было. Мучила интоксикация организма, жить не хотелось.
В стационаре на сохранении она была не одна. Сначала там были еще три женщины, молодые, куда ее моложе, молчаливые, из местных, но незнакомые. Потом появилась Верка Синицина, с Аксаковского переулка, они давно были знакомы. И про нее Раиса знала, что никакого мужика у Верки нет и не было по причине непривлекательности и бедности. И тут — беременная!
— Ты чего мне раньше не сказала? — накинулась на Верку Раиса.
— Я про тебя тоже не знала, — ответила Верка.
Они стали гулять вместе, даже немного загорали. Как-то сблизились. Верка все приставала, а кто отец ребенка? Раиса спросила доктора, можно ли рассказать Верке, что она клонируется, но Перруджини ответил, что ни в коем случае, может случиться выкидыш.
Они еще несколько дней таились, но потом Верка сама проговорилась.
Они курили в кустах у забора — курить им было категорически запрещено, но санитарка Зарема, беженка, с приплатой носила сигареты. Верка сказала:
— Я тебе тайну должна раскрыть.
— Что за тайна?
— Нет у меня мужика, — сказала Верка. — И не было.
— Случается, — ответила Раиса, которая сама откровенничать не собиралась.
— Ты не понимаешь, — сказала Верка, — я без мужика рожать буду.
— Кого же ты рожать будешь, если без мужика? — спросила Раиса, а сама вся напряглась. Ужасная тайна готова была раскрыться.
— Ты не поверишь!
— Поверю.
— Ты побожись, что никому не скажешь.
— Ей-богу под салютом всех вождей, — так божилась еще мама.
— И доктору Перруджини не скажешь?
— Уж ему-то ни в коем случае.
— Я собственную копию буду рожать, — призналась Верка, — из меня клетку взяли, и из нее я девочку рожу, точно как я в детстве.
— Врешь!
— И знаешь, кто меня на это соблазнил?
— Нет, не знаю.
— Такой у нас Толька учился, Толька Смольный, не помнишь?
— Что-то не помню.
— Он, оказывается, был в меня влюблен, — призналась Верка. — Он как прочел про клонирование… ты слыхала про клонирование? — то сразу ко мне: прошу, говорит, тебя, Вера, вернуться ко мне в юном облике.
— А ты?
— А он мне пенсию обещал на ребенка, поклялся признать ее дочкой и тысячу баксов в месяц.
— Зачем ему дочка?
— Детей у него нет. Бог не дал. Хочет удочерить.
— Этот? Удочерить? А вдруг у него другие планы? Он, говорят, за соблазнение малолетних привлекался.
Конечно, этого говорить не следовало, после таких слов Верка полностью потеряла покой и все ждала, когда приедет Анатолий, чтобы выложить ему правду, но и Раису можно понять — она все это сделала от душевного волнения и, можно сказать, шока. Ты думаешь, что ты и есть центр мира, ты идешь на сомнительное мероприятие из-за того, что тебя любят неземной любовью… а оказывается, не только тебя любят. И кого? Верку? Да у Верки в школе никаких поклонников не было — с ее-то длинным носом! Извращенец! Честное слово, извращенец!
Раиска начала уговаривать Верку, чтобы та молчала — если ты устроишь скандал, то только бабки потеряешь и ничего хорошего…
Вроде бы Вера поддавалась, но на нее было мало надежды — проговорится, обязательно проговорится. Ее ведь распирает.
Но пока Анатолий не приезжал, а Вера держалась, закусив губу, Раиса, полная подозрительности, обратила внимание на молодых товарок, которые гуляли по садику, — тоже были на сохранении.
Первая же, по имени Прохорова Дарья, беженка, без жилплощади, через час беседы призналась, что мужа не имеет, любовника тоже, иначе не пошла бы на такое унижение за деньги: родить ребенка без отца и даже без любви. Ей, по ее словам, этого зародыша «впрыснули», обещали за это пенсию и алименты, а также отдельную комнату в доме на Ленинской. Прохорова Дарья не знала имени своего благодетеля, беседовала с доктором, но при том присутствовал наблюдатель… и Прохорова описала Анатолия.
Ситуация становилась все более загадочной и неприятной. Анатолий оказался лжецом, но смысл его лжи оставался непонятным и пугающим.
Раиса таилась, переживала, но продолжала свой детективный поиск. Следующими жертвами стали две подружки — Аля и Галя. Совершенно непохожие. Аля мужеподобная, здоровенная баба, ей бы женской штангой заниматься. Галя — воздушное создание, все жмется к Але. Раисе с ее жизненным опытом не надо было долго разбираться — она поняла, что девицы, хоть и молоденькие, чистой воды лесбиянки, и даже не из самого Веревкина, а из поселка Силикаты в шестнадцати километрах. Их дружба, переросшая в любовь, развивалась еще в общежитии тамошнего кирпичного завода. А теперь, как объяснила Галочка, сбывается мечта их любви — одни добрые и щедрые люди им предложили родить по детенышу без помощи этих грубых, жестоких, вонючих существ по имени мужчины. Их клеточки объединили — наука теперь на это способна, — и теперь они родят девочек, во всем похожих на Алечку и Галочку.