Подземелье ведьм

Елена почувствовала свою беззащитность. Никого близко, будешь кричать — никто не обратит внимания. Теперь многие кричат вслух.

Мент присвистнул и пошел прочь, размахивая дубинкой.

— Что здесь происходит? — Николай окликнул издали, почуяв неладное. Елена кинула на него взгляд, а когда обернулась вновь к тигроглазому бандиту, тот уже уходил. Он шел впереди, спина у него была прямая, как у балетного мальчика, Скошенный подбородок ковылял сзади, он был так широк, что скрывал товарища.

— Что они говорили? — спросил Николай. — Ты зачем к ним подошла? Или они к тебе подошли?

— Ничего, ничего, я уже забыла, — сказала Елена. И в самом деле уже забыла. — Что с Борей, ты его видел?

— Я его видел, — ответил Николай. — Пошли, сядем на скамеечку.

У него была манера давать предметам уменьшительные названия.

— Тебе подстричься надо. — Елена не выдержала долгой паузы.

— Не понравился мне Боречка, похудел, понимаешь, — сказал Николай. — Но в целом держится. Ослаб, конечно, но держится.

— Когда его выпустят?

— Пока не сказали.

— Но что о перспективах?

— Подлечат. Сначала подлечат, а потом сдадут тебе. Тогда придется нелегко.

— Ты знаешь, что в отделение проникают наркотики?

— Не может быть!

— Разве твои знакомые врачи не знают?

— Знают, — проговорился Николай.

— Я вот с ними сейчас разговаривала.

— Нет, там был милиционер, я видел.

— Кто-то должен передавать.

Николай дернул себя за тугой локон.

— По крайней мере, — сказал он, — будут получше ухаживать. Получше… Что бы они мне ни обещали, я понимаю: у них нет возможностей лечить Борю отдельно от других. Ну какие, скажи, у них возможности?

— А что с лекарствами?

— Я спишусь кое с кем. Спишусь. Завтра же.

Они ехали обратно в пустой электричке. К сожалению, верхние, опускающиеся половинки окон были сломаны, заклинились, и воздух в вагон не попадал, зато его сильно накаляло солнце.

Николай рассказывал о том, как болеет его мамочка. Потом вдруг спросил, положив пальцы на ее кисть, не лучше ли теперь, когда так трудно, когда такая беда с Борей, не лучше ли снова объединиться. Вместе жить лучше. Тем более когда Боря…

— Это шантаж, — сказала Лена.

— Это потому, что мне без тебя скучно, — сказал Николай.

— Сначала надо поставить на ноги Бориса.

— А потом поговорим?

— Ты как ребенок, Николай.

— Может быть. Сегодня же займусь маком.

— Почему маком?

— Героин — производное от макового сока. Есть цепочка: мак — опиум — героин. Я плохой химик, но стал неплохим ботаником.

— Конечно, — согласилась Елена, которой хотелось верить в возможности бывшего мужа. — Не исключено, что есть лекарства, просто никто не задумывался.

— Должны быть.

— Как гомеопатия, правда? Ты берешь капельку героина и потом выбиваешь ею болезнь.

— Даже самая маленькая капелька героина работает как наркотик, — возразил Николай. — Боюсь, что твой путь бесперспективен.

— Но еще важнее, — сказала Лена, — найти какие-то зарубежные лекарства.

— Я постараюсь.

Лене стало легче. Значительно легче. Теперь она была не одна. Можно кому-то поплакаться в жилетку, не стыдясь того, что произошло в семье. Правда же, в семье?

Николай проводил Лену до дома. Потянулся поцеловать в щеку, Лена отстранилась. Ей показалось, что кто-то может заметить.

Николай вел себя достойно. Съездил в Москву, поговорил с какими-то людьми, сказал по приезде, что сам будет лечить ребенка. Лене хотелось верить, что теперь все образуется.

Бориса выписали из больницы под честное слово родителей. Он был слабый, вялый, даже физически так ослаб, что не смог нарубить дров, когда его попросила соседка с первого этажа. Елена накинулась на соседку, чуть не кричала: ребенок только что после заболевания, такого тяжелого, что некоторые умирают, — ему нельзя напрягаться.

Соседка, хоть и стерва, смешалась, забормотала, даже кончик носа покраснел.

Оксана пришла на второй день, они с Борисом долго сидели на диване перед телевизором и о чем-то шептались. Елена была полна подозрений, ей казалось, что девушка пытается незаметно подсунуть Борису какое-то зелье.

Вечером кто-то звал с улицы, из кустов, чтобы Боря вышел.

— Кто это? — спросила Елена.

— Я им бабки должен, — сказал равнодушно Борис. — Они меня достают.

Елена сразу догадалась, что бабки — это деньги, она была к этому готова. Она знала, что наркомафия именно так затягивает в свои сети простаков. Сначала — бесплатно, а потом все глубже и глубже ты тонешь в долгах.

— И сколько ты им должен?

— Не знаю.

— Ты не можешь не знать.

— Честно, мам, не знаю.

— Но приблизительно?

— Они все равно давали.

— А теперь?

— Оксана с ними поговорит.

— Ты не боишься за свою девушку?

— Чего за нее бояться? Ты не знаешь, кто ее брат!

— Кто же?

— Так я тебе и сказал.

— Ты дурак, Борька, — сказала Лена. — Ведь мне все равно придется самой за тебя расплачиваться.

— Я пойду работать, — сказал Борис. — Меня звали. Охранником.

— И кого же ты будешь охранять?

— Кого надо.

— А если тебя ветром сдует?

— Помолчи, ма, ты все равно не понимаешь.

— Куда уж мне.

Борис лег, свернулся калачиком, носом к стене. Его колотила дрожь.