Подземелье ведьм

Андрюша стоял посреди круглого белого помещения, к стене которого был приделан широкий наклонный пюпитр. Его поверхность была не гладкой, а украшенной рядами кнопок и окошек. Некоторые окошки были темными, в других горел зеленый свет, однако стекла были непрозрачны, по ним лишь пробегали тени и искорки. Посреди комнаты возвышался продолговатый саркофаг — иного названия этому крупному предмету профессор дать не смог. Представьте себе стеклянное либо металлическое — понять нельзя, — будто бы прозрачное, но на самом деле совершенно непрозрачное пирожное эклер длиной в три сажени, правильно облитое глазурью, но покоящееся не на тарелке, а повисшее в воздухе. Были в том помещении и другие предметы, но Мюллер не увидел их, а обратил взгляд к Андрюше, который был задумчив, но не испуган. Он спокойно обернулся к вошедшему профессору и сказал:

— Я знал, что вы не оставите меня. Спасибо, Федор Францевич.

— Что это? — спросил Мюллер. А когда Андрюша промедлил с ответом, добавил: — Мы беспокоились, почему вы не отвечаете.

— Здесь… — сказал Андрюша, подходя к саркофагу и протягивая руку в направлении его, но не дотрагиваясь пальцами. — Здесь покоится обитатель этого корабля.

— А кто же его похоронил? — спросил профессор.

— Он не мертв, — ответил Андрюша. — Но мне трудно подыскать слова, чтобы объяснить вам его состояние.

Андрюша снял очки и стал протирать их рукавом. Из этого ничего не вышло, так как рукав был влажным и грязным. И тут профессор, приглядевшись к Андрюше и увидев, насколько тот жалок и измучен, насколько грязен и промок, представил себе, как мало сам отличается от студента. И то, что не видно в тайге, в этой стерильной белоснежной комнате стало не только очевидным, но и постыдным.

— Этот человек, — продолжал Андрюша, — находится в состоянии глубокого сна, подобного тому, в какой могут ввергать себя индийские йоги. Тело его охлаждено, а пульс почти не слышен. В таком состоянии он может пребывать многие годы без вреда для здоровья.

— Что вы говорите! — воскликнул профессор Мюллер, глядя на Андрюшу, который говорил медленно и тихо, словно находился в глубоком трансе. — Неужели фантастичность окружения столь подействовала на вашу психику?

— Я говорю о том, что есть.

— Вы полагаете, что тело иноземного авиатора находится внутри этого «эклера»?

— Да, он там. И он жив.

— Но вы не можете знать об этом.

— Я знаю.

— Как?

— Я не могу объяснить, Федор Францевич, честное слово, — это знание входит в меня… — Андрей постучал себя согнутым пальцем по виску, чем никак не убедил профессора.

— Я противник любой мистики, — сказал тот. — Любое явление имеет физическое объяснение.

— Здесь нет никакой мистики, — сказал Андрюша. — А где Костик?

— Он отошел в сторону.

— Он не захотел сюда идти?

— Ни в коем случае.

Профессор провел пальцем по поверхности саркофага. Саркофаг был холодным, ледяным.

— Но если обитатель этого аппарата жив и не пострадал, значит, он может отсюда выйти?

— Только с нашей помощью, — сказал Андрюша.

Он вздохнул и проговорил другим тоном, виновато:

— Простите, Федор Францевич, но я за секунду до ответа не знаю его. Меня самого это пугает.

— У вас возникает какое-то чувство? — заинтересовался профессор. В нем проснулся исследователь. — Или это слуховая подсказка?

— Не знаю, честное слово, не знаю.

— Но ощущаете ли вы какое-либо чувство опасности? Может быть, ловушки, угрозы?

— Я ничего не ощущаю, я ничего не знаю.

— А как тогда вы можете помочь этому неизвестному существу?

— Я для этого… должен подойти к пульту управления.

— Как вы сказали?

— Вот этот пюпитр именуется пультом управления анабиозной камерой.

— Простите меня великодушно, Андрюша. Приходилось ли вам ранее сталкиваться со словом «анабиоз»?

— Смутно вспоминаю… Не связано ли это с зимней спячкой жаб?

— Хорошо. Оставим этот предмет. Вы убеждены, что нам это ничем не грозит?

— Убежден.

— Но вдруг это ловушка?

— Ловушка какого рода? — удивился Андрюша. — Вы хотите сказать, что этот корабль сознательно потерпел крушение, чтобы привлечь нас в этот дикий край? Не проще ли тогда было опуститься незаметно, без шума и грохота, и завоевать Землю?

— Что мы знаем об образе мыслей столь чуждых для нас существ? — возразил Мюллер. — Мне пришлось как-то услышать сравнение: представьте себе человека, который идет по лесу и наступает на муравейник. Заметит ли он, что раздавил нас с вами?

— Что же вы предлагаете, профессор? Уйти?

— А он похож на человека?

— Я не знаю.

— Надо посмотреть. Возможно, здесь находятся какие-либо документы, возможно, фотографии его близких.

— Это что-либо изменит?

— Но вдруг там находится тигр? Или еще хуже — паук?

— Если Вселенная населена разумными пауками, — сказал Андрюша, напяливая на длинный нос очки, — то, значит, нам нужно готовить себя к тому, что придется с ними общаться. Кстати, а что, если мы им тоже неприятны?

— Мы? — Эта мысль сбила с толку профессора. Он никогда еще не пытался увидеть себя с точки зрения разумного паука.