Подземелье ведьм

Они пронесли Рона в корабль и положили на сдвинутые кресла.

В корабле было тепло, но на Андрюшу напала дрожь, стучали зубы, тряслись руки.

Ниночка, не стесняясь, подолом юбки вытирала Костику руки, а он говорил ей, широко улыбаясь:

— Сейчас твой революционный студент концы отдаст, ей-богу!

Пегги старалась привести Рона в чувство. Она знала какие-то свои, цейлонские слова и движения рук.

— На вид пустяковый прибор, — сказал Дуглас. — Давайте скопируем что-нибудь на прощание.

— Может, он и не проснется, — сказал Мюллер.

— Ах, оставьте! — сказал Дуглас. — Они там страшно живучие.

Он был прав. Рон приоткрыл глаза, чуть-чуть, словно ему мешал свет.

— Господин Рон, — сказал Андрюша, — вы меня слышите? Скажите, как поднять этот саркофаг? Как запустить ваш корабль? Мы не знаем.

— Поздно…

— Мистер Рон, — сказал Дуглас, — мы нашли эту игрушку. Видите?

Он показал дупликатор Рону, но неясно было, понял ли тот, что хотел сказать Дуглас.

Андрюша почувствовал жжение в голове — словно мысли Рона пытались вгрызться в его мозг. Он не понимал слов, но он знал, что надо делать.

Неуверенно, прислушиваясь к дальнему неразличимому голосу, он подошел к пюпитру и начал нажимать на нем кнопки. Дупликатор вырвался из рук Дугласа, подлетел к стене и исчез в ней.

Средняя часть пола начала подниматься, стоявшим там пришлось расступиться. Длинный саркофаг поднялся на аршин от пола, его крышка съехала в сторону и осталась висеть в воздухе.

— Помогите мне, — сказал Андрюша.

Мужчины помогли перенести Рона в саркофаг. Тогда он открыл глаза шире.

— Я… — прошептал он.

Некоторым показалось, что он сказал: прилечу — другим докажу.

— Надо уходить, — сказал Андрюша. — Он должен войти в состояние летаргического сна, прежде чем последние силы оставят его.

— А как же он будет управлять аппаратом? — спросила Ниночка.

— Аппарат будет сам собой управлять.

— Мы будем ждать вас, — сказал Мюллер, глядя, как надвигается на саркофаг матовая выпуклая крышка. Рон смотрел на него, потом перевел взгляд на Ниночку.

— Мы будем ждать вас, — повторила Ниночка.

То же сказали Вероника, Дуглас, даже тунгус Илюшка — как будто иные слова говорить в таких случаях не пристало.

Потом все вышли.

Пегги вышла предпоследней и остановилась, держась за край люка, ждала Андрюшу — она вдруг испугалась, что Андрюшу увезут на небо.

Потом вышел Андрюша, и крышка люка сама задвинулась.

Андрюша помог Пегги перейти по бревнам на берег, где лежал, глядя мертвыми глазами в черное облачное небо, маркиз Минамото. Там же стояли остальные. Вероника опиралась на здоровую руку Дугласа. Ниночка стояла рядом с Костиком, но не дотрагивалась до него.

Мюллер был ближе прочих к краю воронки. Он старался, хоть и с запозданием, определить размеры и точную форму космического аппарата. Вдруг он сказал Андрюше:

— В следующую экспедицию никогда не отправлюсь без фотографического аппарата.

Сначала вздрогнула вода, как бы утекая вниз и обнажая нижнюю часть корабля. Но это был обман зрения — на самом деле он начал подниматься.

Затем с хлюпающим, поцелуйным звуком вода отпустила его, и он начал бесшумно и мерно стремиться точно вверх. Он стал большим темным пятном, а затем еле различимой темной точкой на фоне ночных облаков. В том месте, куда он уходил, образовалось белое пятно. Оно вытягивалось, превращаясь в белую, словно из пара, дорожку. Никому из смотревших на это не доведется дожить до эры реактивных самолетов, и никто из них так и не узнает, что для Земли такие белые полосы станут обычны, как полеты голубей или дым паровоза.

Высоко сверкнула звездочка.

— Все, — сказал Андрюша. Первый и единственный из всех он почувствовал страшную, невосполнимую пустоту в душе.

* * *

Старший Колоколов встретил их у Власьей заимки.

Что-то грызло его — даже не доделал всех дел в Булуне, оставил за себя приказчиков, нанял за большие деньги быстроходный катер у золотопромышленника Аганбегяна и помчался обратно.

Ему первому обо всем и было рассказано.

И он первым вроде бы и поверил, но и не поверил до конца. Потому что даже если несколько достойных доверия людей рассказывают тебе о событии, которого быть не может, побеждает чаще всего твое собственное трезвое мнение. А профессору, прощаясь с ним в Новопятницке, он сказал:

— Я бы на вашем месте, Федор Францевич, поостерегся в Петербурге это рассказывать. Мы-то еще поверим, а там смеяться будут. Теперь, как мне Костик рассказывал, в моде фантастические истории про всяких марсиан. Охота вам портить себе репутацию?

А в первый вечер, у Власьей заимки, Колоколов позвал Веронику поговорить. Они пошли вдвоем по берегу.

Вероника сказала Колоколову:

— Я буду с вами откровенна. Из всех мужчин на свете вы мне ближе всех. Несмотря на разницу в возрасте. И если бы не находка завещания, я бы осталась здесь вашей женой, наложницей — кем угодно. Я уже решила это перед тем, как увидела умирающего отца. Но теперь я состоятельная женщина. И намерена жить в той обстановке, которая мне приятна.

Колоколов не понял слов, но понял смысл речи.

— Я тебя осыплю золотом, — сказал он.