Подземелья Лондона

Ссыпав монеты в карман, Бомонт услышал мокрый всхлип за спиной. Миссис Биллингс плакала, прижав худую руку ко лбу, чтобы скрыть глаза. Бомонт сказал:

— Не плачьте, леди. Я куплю ваш капор, если вы расстанетесь с ним.

Женщина глядела с подозрением, пока не увидела серебряную монету в его руке. Схватив монету с ладони Бомонта, пока тот не передумал, она зажала деньги в кулаке и, утирая глаза тыльной стороной ладони, сказала, подавая капор новому владельцу:

— Спасибо за вашу великую доброту, сэр. Вы маленький человек с огромным сердцем. Не то что некоторые, кого я не хочу называть, у кого сердце ссохлось, как яблоко, которое клиент забыл в бочонке, — женщина метнула в ростовщика злой взгляд, а тот не то хохотнул, не то фыркнул — трудно было сказать.

Хозяин лавки стал теперь Бомонту безразличен, а вот миссис Биллингс он оценил высоко — ведь она сказала ему добрые слова, что случалось редко. Видно, и для нее с дочерью затрещины и оскорбления были куда как привычнее. Коснувшись пальцами лба, будто отдав честь, Бомонт протянул девочке механическую божью коровку и, дважды повернув головку, собрался было отдать ей. Но игрушка соскочила с его ладони, упав спиной на половицу, ножки ее завертелись, изнутри раздался скрежещущий шум. Девочка взвизгнула и вцепилась в мать, а та шлепнула ее по голове. Бомонт подобрал жука и выскочил в мглистый вечер, кляня себя за то, что испугал ребенка. Конечно, он не хотел. Немецкая флейта постукивала карлика по руке, и это чувство на какое-то время просветлило его мысли. Он радовался, что стащил ее.

Позади снова раздался скрип и стук тележки уличного торговца, и тот же самый персонаж вновь материализовался в тумане, выезжая с противоположной стороны переулка. «Горячи-и картошки! — выкрикивал мальчишка. — Горячи-и поджарки!» Вечер становился все холоднее. Бомонт вытащил из кармана пальто три пенса и протянул их лоточнику, который подал ему картофелину, завернутую в треугольник сырой газеты.

— Никакой гнили внутрях, сэр, вдвое больше обычной. Чистый «Кинг Эдвардс». Все самое лучшее. И вот еще для вас, — добавил парнишка, вынимая из плотно набитого кармана лист бумаги с печатным текстом и протягивая ему что-то вроде бюллетеня. Запихав картофель в карман пальто, Бомонт бросил взгляд на афишку — всегда стоит посмотреть, что дают — может, «Пари-шоу генерала Клинки»? Так с афишкой можно получить двухпенсовую скидку у окошка кассы.

Но ничего подобного там не значилось, зато было кое-что поинтереснее. Заголовок гласил: «ВИДЕЛИ ЭТОГО ЧЕЛОВЕКА?» — а под ним имелся довольно посредственный поясной портрет джентльмена демонического облика, по-видимому, горбуна, с короткими прямыми волосами и пронзительным взглядом. Бомонт смотрел на изображение с растущим изумлением. «Я видел», — прошептал он в ответ на вопрос. А затем, не читая дальше, затолкал объявление в карман с картофелиной.

Мальчишка снова покатил тележку, вопя «Раскаленныи картошки!», быстро выехал из закоулка и исчез в потоке движения затянутой туманом Лоуэр-Темз-стрит. Миссис Биллингс и ее дочь вышли из лавки ростовщика и побрели прочь, оставив двери открытыми настежь. Владелец, торчавший внутри, наблюдал за Бомонтом с нескрываемым отвращением.

Бомонт сообразил, что капор все еще зажат у него под мышкой, и зашвырнул его в открытую дверь, весело крикнув:

— Да пошел ты, хрен старый!

Показав нос ростовщику, вытащил картофелину из кармана, развернул и откусил верхушку, мечтая о щепотке соли.

По переулку Бомонт дошагал до «Козла и капусты», толкнул дверь и заказал пинту простого с намерением сесть в уголке и мирно прикончить свою картофелину. Он размышлял о том, как мальчик посоветовал ему следить за кошельком, хотя никто его об этом не просил. Хороший парнишка, не подонок вроде некоторых, обходительный. К тому же дал Бомонту крайне интересный лист бумаги. Там было кое-что как раз по делу — не то чтобы удача, наверное, потому как назвать такое удачей значит отпугнуть, но мир завертелся теперь точно и ровно, и из такого вращения возникает возможность. Кто знает, что она даст человеку, который просит не больше, чем заслуживает?

«Козел» был почти заполнен, несколько завсегдатаев рыдали пьяными слезами, еще один человек с закрытыми глазами сидел на полу спиной к стене и храпел, открыв рот. Одежда у всех была засаленной, шапки воняли рыбой. Смрадный воздух наполняли запахи джина, пролитого пива, жареных устриц и общечеловеческой духоты. На соседнем столе лежала одна из афишек мальчишки-картофельщика, поверх стояли три стакана, а над ними трое мужчин, пригнувшись друг к другу, обсуждали что-то вполголоса. Бесполезные, низкие, ненавистные люди с низменными привычками. Бомонт чуял их по запаху — зловоние ядовитых мыслей; уродливые рожи говорили сами за себя.