Подземелья рядом: Новичок

Раз ромашка, два ромашка… пятнадцать… двадцать. Надеюсь, за сбор травы мне какой-нибудь стат добавят? Но логика, подсказывала: какие статы, если ловкость равна четвёрке, а телосложение — пятёрке? Вот если бы всё на единичке было, тогда, возможно, и прибавилось что-то. Не поторопился ли я, увеличивая статы? Тридцать седьмой цветок, тридцать восьмой…

Сказать по правде, я не ощутил в себе каких-то значительных изменений из-за увеличения пресловутых статов. А хотелось. Сорок пятая ромашка… И почему ромашка, а не айрик? Пофиг. Ну, может быть, хоть владение ножом прибавят? «За что? За срезание цветов?» — ехидно заметил кто-то скептически настроенный в моей голове. Убрав очередную партию срезанных цветов в инвентарь, я перекинул заточенную костяшку в левую руку и снова принялся за дело. И почувствовал, как стало сразу менее удобно, — вот и потренируем левую руку.

Полтора часа я потратил на сбор цветов айрика, 789 штук сейчас лежало в инвентаре. Не, я уже раз десять со счёта сбился. Это сам интерфейс подсчитал, разложив цветы в две ячейки: в одной было ровно 500 штук, а во второй остатки. Путём нехитрых подсчётов прикинул, что этого мне хватит на тридцать одну попытку получить пять порций малого зелье здоровья. Это если вспомнить, что грибов у меня ещё нет, а порционных мензурок всего десять.

Всё это время Хугин просидел над входом в подземелье, охраняя моё спокойствие. Сделав глоток воды из бутылки с растворённой в ней глюкозой и аскорбиновой кислотой, такое себе зелье восстановления, но хоть что-то, я достал свой верный двуручный топор. Спуск в катакомбы был неширокий, по моим прикидкам: метр тридцать — метр пятьдесят. Крутые, уходящие вниз ступени, давно были засыпаны землёй, и на них уже даже трава проросла. А для того чтобы войти в чернеющий дверной проём, мне придётся присесть на корточки.

— Вперёд! — я указал топором направление. — То есть вниз.

Хугин, как сидел на земле над дверным проёмом, так и спрыгнул вниз, подкорректировав падение полураскрытыми крыльями. И только тут я сообразил, что снова не взял с собой никакой альтернативный источник света, понадеявшись на игровые факелы. Надо обязательно купить заклинание «кошачий глаз» или его аналог, сколько бы он ни стоил.

Перебравшись через насыпь, я замер, дожидаясь пока глаза к темноте привыкнут. Где-то через минуту, я смог различить, что нахожусь на своеобразной лестничной площадке, от которой вниз вёл как минимум ещё один лестничный марш. А вот там, внизу, я еле-еле различил пляшущий отблеск пламени от факела.

Уже привычно оглядев углы в поиске чего-нибудь интересного, вдруг заметил слабое голубоватое свечение рядом с берцем. Это был обыкновенный тёмный голыш, мало чем отличающийся от ещё парочки подобных, лежащих неподалёку, разве что светился. Прямо как кристалл эргона, только тот светился золотистым, более ярким и насыщенным цветом. А этот бледно-голубым, еле заметным, будь тут чуть посветлее, возможно, и не заметил бы.

«Галька, аккумулирующая ману».

— Очень познавательно, — хмыкнул я. — И что мне с ней делать?

Понятно, что если светится, то вещь ценная. Вот только насколько? А если ещё вспомнить поговорку: не всё, то золото, что блестит. То призадумаешься, — а можно ли трогать камешек руками? Хотя выскочившее системное окошко в красноту не уходило, да и брать его я буду перчатками. Камешек занял целую ячейку в инвентаре.

— Что нашёл? — обернувшись, поинтересовался ворон, стоящий на верхней ступеньке лестницы, ведущей вниз.

— А ты не заметил?

— Нет, хотя вроде всё осмотрел.

Я достал камешек из сумки и, раскрыв ладонь, показал гальку Хугину.

— И что с ним? — склонив голову набок, удивлённо каркнул ворон.

— Он светится, примерно, как кристалл эргона, только слабее.

— А разве кристалл светится?

Настало время мне открыть рот от удивления и вытаращиться на ворона:

— А разве нет?

— Я не замечал.

Я с трудом подавил тут же возникшее желание достать кристалл и продемонстрировать его фамильяру. Но убрал гальку в инвентарь.

— Хорошо, с этим потом разберёмся. Одно понятно: в поиске подобных камней ты мне не помощник. Ладно, давай спускаться.

И мы начали спуск. Ворон, словно воробей-переросток, тяжело, даже не помогая себе крыльями, спрыгнул с верхней ступеньки на следующую, а я, перехватив поудобнее топор, готовился последовать за ним.

Цок! Острые когти ударили в камень. Птиц заматерел, обретя плоть, и… Цок! Еле слышный в обычной ситуации звук, если не громыхает горным обвалом, то эхом от стен отражается: цок… цок…

Цок! цок… цок… Я мотнул головой, стряхивая наваждение. А птиц уже на нижней площадке, чуть переваливаясь с боку на бок, идёт проверять коридор. Цок. цок… цок… Шлёп… шлёп… — это уже мои шаги.