Подземелья Ватикана

Флериссуар схватил его за руку и, патетическим голосом:

-- Жар! Вы правы: у меня жар. Жар, от которого нет исцеления. Жар, который, я надеялся, -- сознаюсь, -- охватит и вас, когда вы услышите то, что я вам поведал, да, которым я надеялся, -- сознаюсь, -- заразить и вас, чтобы мы вместе горели, мой брат... Но нет! Теперь я вижу, как одиноко уходит вдаль темная стезя, по которой я иду, по которой я должен итти; а то, что вы мне сказали, даже обязывает меня к этому... Так, значит, Жюлиюс, это правда? Так, значит, его никто не видит? Его нельзя увидеть?

-- Мой друг, -- начал Жюлиюс, высвобождая руку из руки разволновавшегося Флериссуара и кладя ему в свой черед ладонь на рукав: -Мой друг, я вам сделаю одно признание, на которое было не решался: очутившись перед святым отцом, я... я впал в рассеянность.

-- В рассеянность! -- повторил оторопевший Флериссуар.

-- Да, я вдруг спохватился, что думаю о другом.

-- Верить ли мне тому, что вы говорите?

-- Потому что как раз в эту минуту меня осенило мое открытие. Но ведь если, -- говорил я себе, продолжая свои первоначальные размышления, -- но ведь если допустить бесцельность, то дурной поступок, то преступление становится невменяемо, и совершивший его становится неуловим.

-- Как! Вы опять об этом! -- безнадежно вздохнул Амедей.

-- Ибо мотив преступления, его побудительная причина и есть та рукоять, за которую можно схватить преступника. И если, как будет думать судья: "Is fecit cui prodest"...* -- ведь вы юрист, не правда ли?

___________

* Сделал тот, кому это выгодно.

___________

-- Простите, нет, -- отвечал Амедей, у которого пот выступал на лбу.

Но тут их диалог внезапно оборвался: ресторанный скороход подал на тарелке конверт с именем Флериссуара. Тот в недоумении вскрыл конверт и на вложенном в него листке прочел следующее:

"Вам нельзя терять ни минуты. Поезд в Неаполь отходит в три часа. Попросите мсье де Баральуля сходить с Вами в Промышленный кредит, где его знают и где он может удостоверить вашу личность.

Каве"

-- Что? Я вам говорил! -- произнес вполголоса Амедей, чувствуя скорее облегчение.

-- Это, действительно, довольно странно. Откуда могут знать мое имя? И то, что у меня есть дела Промышленном кредите?

-- Я вам говорю, эти люди знают решительно все.

-- Мне не нравится тон этой записки. Тот, кто ее писал, мог бы хоть извиниться, что прерывает нас.

-- К чему? Он же знает, что моя миссия важнее всего... Речь идет о получении по чеку... Нет, здесь невозможно говорить об этом, -- вы сами видите, за нами следят. -- Затем, посмотрев на часы: -- В самом деле, мы только успеем.

Он позвонил лакею.

-- Бросьте, бросьте! -- сказал Жюлиюс. -- Это я вас пригласил. Кредит поблизости; у крайнем случае, возьмем извозчика. Не волнуйтесь так... Да, я хотел вам сказать: если вы сегодня поедете в Неаполь, воспользуйтесь этим круговым билетом. Он на мое имя; но это все равно (Жюлиюс любил оказывать услуги). Я купил его в Париже довольно опрометчиво, потому что рассчитывал поехать южнее. Но мне помешал этот съезд. Сколько времени вы думаете там пробыть?

-- Как можно меньше. Я надеюсь уже завтра быть обратно.

-- В таком случае, я жду вас к обеду.

В Промышленном кредите, благодаря удочтоверению графа де Баральуля, Флериссуару беспрепятственно выдали по чеку шесть ассигнаций, которые он положил во внутренний карман пиджака. На улице он рассказал свояку, не вполне вразумительно, историю с чеком, кардиналом и аббатом; Баральуль, взявшийся проводить его до вокзала, слушал рассеянно.

Флериссуар зашел по дороге в бельевой магазин купить воротничок, но не надел его, не желая задерживать Жюлиюса, который остался ждать на тротуаре.

-- Вы едете без чемодана? -- спросил тот, когда Амедей его снова настиг.

Флериссуар, конечно, охотно зашел бы за своим пледом, за своими туалетными и ночными принадлежностями; но сознаться Баральулю в виа деи Веккьерелли!..

-- О, на одну ночь!.. -- быстро ответил он. -- Впрочем, мы бы и не успели зайти ко мне в отель.

-- Кстати, где вы остановились?

-- За Колизеем, -- отвечал тот наугад.

Это было все равно, как если бы он сказал: "Под мостом".

Жюлиюс опять посмотрел на него.

-- Какой вы странный человек!

Неужели он в самом деле кажется таким странным? Флериссуар вытер лоб. Они молча прошлись перед вокзалом, которого, наконец, достигли.

-- Ну, нам пора расставаться, -- сказал Баральуль, подавая ему руку.

-- Вы не... не проехались бы со мной? -- робко пролепетал Флериссуар. -- Я сам не знаю почему, мне что-то страшно ехать одному...

-- Вы же доехали до Рима. Что может с вами случиться? Простите, что я покидаю вас перед вокзалом, но вид уходящего поезда вызывает во мне всякий раз невыразимую тоску. До свидания! Счастливого пути! И принесите мне завтра в Гранд-Отель мой обратный билет до Парижа. КНИГА ПЯТАЯ ЛАФКАДИО

-- Есть только одно средство! Только одно может избавить нас от самих себя!..

-- Да, строго говоря, вопрос не в том, как избавиться, а в том, как жить.

Джозеф Конрад. "Лорд Джим" (стр.226). I