Подземная непогода (Рисунки Е. Адамова)

На лице профессора ни тени улыбки. Но Яковлев понимает, что старик по-своему шутит. Сегодня, накануне полной победы, нельзя всерьез рассуждать об угрызениях.

— Пусть совесть не мучит вас, — весело говорит Яковлев. — Наша ответственность еще больше. Вы поддержали проект, а мы его приняли. Не из уважения к профессору Дмитриевскому, а потому, что электростанция нужна была нам позарез, какая угодно — на воде, на угле, на вулкане… Нужды Камчатки вызвали это строительство. Но имейте в виду, что нужды растут! Поэтому вы не успокаивайтесь, подстегивайте науку. Пусть она движется поступательно и с ускорением.

2

Оранжереи тянутся на много километров. Сейчас это пустые застекленные сараи. На крышах — снег, внутри — голая, заиндевевшая земля. И странно, почти дерзко выглядят вывески над дверями: «Бахча», «Ранние овощи», «Вишневый сад», «Яблоки и груши» и даже — «Камчатские цитрусы».

Только в одном здании зелено. Сюда уже поступает тепло от горячего источника. В этой опытной оранжерее — густая зелень: рассада для ранних овощей, саженцы, ожидающие, когда прогреется почва в других строениях, даже пальмы в кадках. Здесь всегда много посетителей — ведь это единственный зимний сад и вообще пока единственный сад в Вулканограде. Сюда в свободное время охотно заглядывают строители погреться, подышать ароматом зелени, вспомнить о минувшем лете, помечтать о грядущей весне Вулканограда.

И сегодня немало любителей зелени. Но эти двое — человек в очках и черноволосая девушка с прямым пробором, — кажется, совсем забыли, где находятся. Вот уже час они стоят возле кадки с лимонным деревом. За это время можно было сто раз прочитать все, что написано на дощечке по-русски и по-латыни.

— Так много нужно рассказать вам, Александр Григорьевич, — говорит девушка. — Я совсем изменилась, стала другим человеком. Раньше я была девчонкой… Что я понимала? Ровно ничего. Здесь, на стройке, я увидела столько нового, столько интересных людей.

— И вы намерены продолжать это занятие: коллекционировать интересных людей? — спрашивает Грибов ревниво.

— Это зависит от одного человека.

— Кто же он?

У Таси замирает сердце. Наступает очень важная, возможно, самая важная минута в ее жизни. В душе у девушки смятение. Ей хочется крикнуть: «Только не сейчас. Я спешу на работу, нельзя говорить об этом на ходу. Отложим на Первое мая…»

— Я хочу знать, кто он, Тася… Не увиливайте!

— Вы…

— Тася, один человек давно решил. Ты едешь с ним в Москву завтра… нет, не завтра, но сразу после торжества. Третьего утром.

— Пустите меня, уже поздно, мне нужно на работу. Мы поговорим еще… Потом…

— Конечно, поговорим. Нарочно поедем в поезде. Неделя в пути, наговоримся досыта.

— Я бегу, до свиданья!

— До свиданья, Тасенька!

— Вы с ума сошли! На нас смотрят!

Нет, никто не видит поцелуя. И та пара, что стоит у соседней пальмы, загораживая Тасе путь к выходу, тоже занята своим разговором.

— С тобой из моего дома ушло счастье, — говорит Тартаков. — Я потерял покой, я бродил под окнами твоей матери, ждал у выхода из метро, писал, ты не отвечала на письма… Потом узнал, что ты на Камчатке. Бросил все и поехал за тобой. Но Камчатка велика. Только сегодня мы встретились в первый раз.

— Я была на Котиковых островах. Живу там третий год почти безвыездно. Что делаю? Подводные съемки по программе — ложе океана, материковый склон, глубоководные впадины, подводные хребты и вулканы. Снимала с берега, с корабля, с подводной лодки, с катера. Один раз во время шторма с вертолета пересаживалась на палубу. Тонула, простуживалась, болела… Впрочем, зачем тебе знать об этом?

— Ленуська, сердце мое надрывается, когда я смотрю на тебя. Ты ли это — в валенках, в ватнике? Ты охрипла, у тебя потрескались губы, обморожены скулы. Тебя гонит по свету, как лист, сорванный ветром. Зачем ты уехала, даже не выслушав меня? Ведь я же тебя на руках носил! Неужели твоя любовь была такой непрочной? Вернись, забудем все. Я окружу тебя теплом и вниманием. Ты же погибнешь без заботы, одна на краю света.

Елена пытливо смотрит ему в лицо, и Тартаков почему-то отводит глаза.